— Настоящий парень проявит себя и в безвыходном положении.
Яшке, недоуменно посмотрев на меня, расхохотался.
— Ну и поднабрался ты ума в тюрьме, приобрел, так сказать, квалификацию, — сказал он и дурашливо захихикал.
Его бессмысленная болтовня мне надоела. Говорить с ним больше не хотелось. Вдруг Яшке умолк, хлопнул себя по лбу и спросил:
— Слушай, а что тебе от нее надо? Я еще имею право поинтересоваться ее делами!
Только сейчас я заметил у него над правой бровью шишку. И кожа в этом месте была содрана.
Яшке вдруг стал мне противен, я догадывался, почему от него ушла Соня. Наверно, она давно раскусила, что это за дрянная душонка. А может, я не прав: он в самом деле так любит свою жену, что, узнав о ее связи с другим, чуть не рехнулся?
— Небось и ты с ней путался, а? — сверлил он меня колючим взглядом. — Может, в моей постели с ней валялся, гад, пока я в поле был?.. Ишь ты, едва из тюрьмы — и прямиком к ней!
Повернувшись, я медленно пошел к выходу. Презрение и молчание — тоже ответ. Но Яшке этого не понимал. Он прямо с ума сходил от ревности. От него сейчас можно было ожидать чего угодно.
Чего угодно — значит, и убийства?
Ведь, по слухам, Фридрих Мадер был в близких отношениях с Соней Яшке. И ее муж не мог не знать об этом. Что, если он тогда пошел за нами в лес? Утром отец ясно намекнул, что Гимпель видел Вернера Яшке…
У дверей я споткнулся о стул и свалил висевшую на нем куртку. Я нагнулся, чтобы поднять ее, и тут, под стулом, увидел шерстяную варежку — коричневую с белым узором… Не торопясь, я повесил куртку на спинку стула. Оставить варежку на полу или поднять? Моя рука машинально схватила ее прежде, чем я окончательно решился. Сомнений быть не могло: та же расцветка, тот же узор…
— Хочешь спереть мои варежки? — спросил Яшке, подозрительно наблюдая за мной от стола.
Итак, вчера вечером Яшке был во дворе Мадера. Факт, неопровержимый факт. Его странное поведение, свеженькая шишка над глазом, варежка — все совпадало.
Что делать?
— Здесь только одна, — тихо сказал я и подошел к стулу, на котором прежде сидел.
Яшке растерянно огляделся.
— Найдется и другая, где ж ей быть, — буркнул он, подбежал к куртке, обыскал карманы, но ничего не нашел. — В самом деле, потерялась, — озадаченно подтвердил он и опустил глаза.
Мне хотелось броситься на него и бить до тех пор, пока не признается. Он прокрался вечером в дом Улы, что-то искал там, но мы застали его врасплох. Я нисколько не сомневался в том, что ночной визит был связан с убийством Мадера, а сам визитер, скорее всего, и есть убийца. Надо немедленно повидаться с Соней Яшке. Она, вероятно, сейчас у своей матери, которая живет на краю деревни.
Вернер опять с подозрением взглянул на меня. Как только я уйду, он уничтожит варежку и, может, еще какие-либо улики. Но у меня нет права ни допрашивать, ни арестовывать его. Все равно, подумал я, если нельзя иначе, я свяжу его и сбегаю за участковым. Веревка найдется. Ну, а дальше? Вдруг из-за этого я упущу возможность заполучить другие, более веские доказательства? Вюнше и Гартвиг знали факты по материалам дела лучше меня… Да что там материалы! Никакие бумаги не в состоянии полностью отразить истинную жизнь, мою жизнь, мое дело. Кому лучше меня это все известно? Но ведь дело может касаться и судеб других, о которых я мало или вообще ничего не знаю. Опять сомнения, опять неуверенность. Я смутно предполагал, что для раскрытия уголовного преступления следует знать не только подозрительные факты и личность преступника.
Удачное стечение обстоятельств вывело меня на убийцу. Однако многое было неясным, и прежде всего — мотив преступления… Ладно, незачем усложнять простые вещи! Яшке вломился в дом Улы. Доказательство налицо. Он угрожал Мадеру, подозревая его в связи с Соней. Вот и мотив. Главное — схватить убийцу и обезвредить, а писанина и все прочее — дело полиции…
Яшке не спускал с меня настороженного взгляда. Видно, он тоже не решил, как ему со мной поступить. Когда я глянул на него, он чуть заметно вздрогнул.
— Положи на место варежку да убирайся! — с раздражением сказал он и шагнул ко мне.
Я присел на стул, будто и не собирался уходить.
— Значит, не хочешь уйти добром? Ну смотри.
По-видимому, Яшке что-то задумал. С кривой усмешкой он направился к шкафу. Я насторожился. Второй раз не дам себя околпачить, за вчерашние побои отплачу ему вдвойне, а то и втройне!
Он поставил на стол полбутылки водки и подвинул мне стакан.
— Пей, легче разговаривать будет.
Я отказался.
— Где вторая? — спросил я, помахав варежкой. Яшке беспомощно поднял руки ладонями ко мне и в следующий миг схватил конец варежки. Я держал другой ее конец.
— Отпусти! — потребовал он.
— Нет, ты отпусти!
Каждый тянул варежку к себе, и я уже не помню, кто нанес первый удар. И пошла потасовка. Мы катались по полу, опрокидывая стулья, пыхтели, стонали, кряхтели. Яшке все норовил боднуть меня под дых своим чугунным черепом. Одна из таких попыток оказалась удачной. Меня затошнило, я скрючился от боли, но противника не выпустил. Наконец я подмял его. Отняв варежку, запихал ее в карман и не без труда поднялся. Боль под ложечкой понемногу стихала. Я торжествовал.
Яшке тоже поднялся. Подошел к столу, налил полстакана водки и выпил.
— Ты очумел, — сказал он, тяжело дыша. — Только что из каталажки и опять за старое. Это ж бандитство. Я заявлю на тебя…
— Заявляй. Пошли вместе в полицию, прямо сейчас.
Яшке покачал головой.
— Мы же с тобой ладили прежде, Вальтер. Не будем грызться из-за бабы. Скажи, зачем тебе моя варежка?
Он держался теперь вполне нормально, даже стул мне пододвинул.
— Вчера вечером ты разбойничал в доме Мадера, — сказал я.
— Ты что, спятил?!
Он шагнул ко мне, но я отскочил в сторону и поднял кулаки. Яшке остановился, выжидая. По его глазам я увидел, что не ошибся в своем подозрении.
— Чего я потерял у Мадеров? Может, думаешь, что Ула моя любовница? Да свою бабу я ни на кого не променяю, ха-ха-ха! — Он громко расхохотался.
Его болтовня не сбила меня с толку.
— Возможно, ты хотел стащить какую-то вещь, которая доказывает…
— …что доказывает? Что?!
— Что ты убил Фридриха Мадера.
В глазах Яшке мелькнул ужас. Стиснув ладонями голову, он забормотал что-то невнятное…
— Ты не сумел удержать Соню, и Мадер взял ее. Вот ты и спятил от ревности.
Попал. В точку! Яшке, изменившись в лице, покачнулся. Передо мной был убийца. От облегчения я глубоко вздохнул, даже на секунду закрыл глаза.
И тут Яшке со всего маху боднул меня головой под ребра. Резкая боль обожгла все внутри, перехватило дыхание. Яшке молотил меня кулаками, но я уже не мог сопротивляться. На меня вдруг надвинулись половицы, я услышал глухой удар, и все померкло.
Очнулся я от холода и сырости. Пальцы нащупали в темноте камни и утрамбованную землю. Глаза неясно различали слабый свет. Подождал, пока привыкнут к темноте. Однако светлее не стало. Непроглядный мрак. Пахло картофелем и гнилой соломой. Я попробовал приподняться, но резкая боль в ребрах тут же усадила меня. Отдышавшись, осторожно привстал и сделал два шага. Ладони уперлись в стену — грубая кладка, тесаные камни, в швы пролезает палец. Колено ткнулось в дощатую загородку для картошки. Значит, тут должно быть окно, через которое ее ссыпают. Но я обнаружил лишь забитый доской люк, достаточно широкий для спускного желоба и слишком узкий для меня, даже если вышибу раму.
