Я поднес палец к уху, пытаясь восстановить слух, а заодно вытрясти из головы хотя бы половину тех грязных ругательств, которыми Франсуаз обильно промасливала свои вопросы.
– Френки, – мягко сказал я. – Лапочка. Заткни фонтан.
Красавица уставилась на меня мрачно – и не потому, что я велел ей закрыть ее прелестный ротик. Просто у нее ругательства кончились.
Вот что бывает, когда пихаешь их кучами в одну фразу.
Я отломил от дерева сухую ветку, и она рассыпалась у меня в руках.
– Мы в Нидааре, – произнес я. – Слышала о таком?
– Вздор.
Девушка встряхнула роскошными волосами.
– Его не существует. Это детские страшилки, которыми мамы пугают маленьких демонят.
– Хороши матушки, – заметил я, усаживаясь на землю.
К этому времени я разработал уже несколько блестящих планов, как нам поступать дальше. Правда, только один из них можно было реализовать на практике, что я и сделал.
Не стоять же столбом.
– Кстати, Френки. А зачем мамы вообще пугают детей страшилками? Чтобы крошки боялись темноты, мочились в постель по ночам, а выросши, страдали от невроза и шизофрении? Разве к этому должны стремиться любящие родители?
Франсуаз осторожно обошла опушку, выискивая того, кому можно было бы снести голову. Поскольку, по всей видимости, кто-то забыл вовремя вывесить объявление, желающих не нашлось.
– А все ведь хрустальная хреновина, – произнесла девушка. – Почему не сказал, что собираешься ее грохнуть?
– Ты начала бы спорить.
–
Демонесса почесала кончик носа и заметила:
– Знаешь, Майкл, прости – я так на тебя взъелась из-за стекляшки. Мне просто ужасно стыдно за то, что произошло на стене.
– Не извиняйся. Это все действие волшебства.
– При чем тут чары? Я уже стянула с тебя штаны, а ты все равно успел от меня улизнуть. Раньше я так не прокалывалась. Кстати, когда ты успел пришить пуговицы?
Ветер тронул вершины сухих деревьев.
Мне сложно это объяснить, но сам он был таким же серым и ломким, как все вокруг. Так бывает, когда художник наносит на полотно пейзаж одним лишь карандашом.
– Если тебя заботят только мои штаны, могу разорвать их снова, – ответил я. – Если это тебя утешит.
Две фигуры начали появляться передо мной.
Они не возникли сразу, но и не выступали постепенно, как бывает, когда вокруг тебя стелется густой туман. Странные существа появлялись штрихами – словно кто-то, мазок за мазком, наносил их на эскиз картины.
– Демонам не место в Нидааре, – произнес серый рыцарь.
В руках он держал длинную ржавую алебарду, но ошибался бы тот, кто подумал бы, что из-за следов времени она стала менее опасной.
– Рад, что хоть кто-то со мной согласен. – Я поднялся на ноги. – Я, к слову, здесь тоже случайно. Не знаете, где лестница наверх? Нет?
– Я – Страх и Отчаяние, – вымолвил рыцарь.
– А я – Память, – сказал его спутник.
Он был ниже ростом и держал руках боевой серп с таким большим лезвием, словно выковал его из небесной луны.
– Не хочу вас критиковать, парни, – сказала Френки, – но вам не кажется, что второе имя не в тему?
– Это не так, – глухо отвечал серпоносец. – Нет больших мук, чем память об ушедшем навсегда счастье.
Франсуаз хмыкнула.
– Судя по вашим мордам, вам-то это не грозит точно. В вашей жизни никогда ничего хорошего не было. А теперь просто покажите, где выход, и никто не пострадает.
– У нас не было жизни, – произнес рыцарь. – Ни счастливой, ни грустной. Что же до страданий, то Нидаар соткан только из них одних.
ГЛАВА 7
Он поднял руку; сквозь ее серое кружево я видел деревья, замершие за его спиной.
– Души здесь распадаются на тонкие нити. Эти обрывки разлетаются по всему Нидаару, становятся его
