— Но что случится, если этот феддан перейдет ко мне и достанется после смерти нашим детям?
Набавийя печально покачала головой:
— Знаешь, Рашад, еще мой покойный муж этого домогался. Да я не уступила. А когда он умер, все мужчины в деревне стали ко мне свататься, даже женатые. Ради этого феддана и коровы.
Рашад сник. Сел, понурив голову, спросил:
— Ты мне не веришь?
— Я никому не верю, даже самой себе.
— Ты боишься, что я тебя обману? Никогда этого не будет. Но я не вынесу, если люди станут говорить обо мне, как говорили о твоем муже: его жена кормит — если бы не она, пришлось бы ему батрачить. Обо мне тоже скажут: если бы не она, остался бы он вором.
Набавийя снова подумала: «Нет, он глуп, как осел, ничего не может понять». Она попыталась найти путь к его сердцу иным способом и мягко сказала:
— Рашад, нынче вечером я была у сестры, и туда приходила жена хаджи[23] Мухаммеда.
— Ну и что же?
— Просила сестру отговорить меня от брака с ее мужем. Он ведь хочет жениться, чтобы я записала на него свой феддан. А потом прогонит моего сына или разведется со мной…
Рашад с тревогой перебил:
— Что ты ответила?
— Само собой, я ее успокоила. Но хаджи мне проходу не дает, будто хочет жениться на мне, чтобы меня защитить, а вовсе не ради феддана.
— Врет он, врет! Неужто ты ему веришь, Набавийя?
— Конечно нет. Как верить мужчине, женатому, с детьми, да еще такому, что готов убить всякого, кто станет у него на пути?! Знал бы ты, Рашад, как он мне опостылел!
— Набавийя, я боюсь за тебя. Хаджи Мухаммед тебя погубит!
Она рассердилась:
— Погубит?! Да я вот уже два года сама хозяйствую на земле. Все знают, что мне приходится и пахать, и осла вьючить, и на корову ярмо надевать…
Рашад не дал ей договорить:
— Набавийя, помни, что ты женщина! Да, ты женщина, а он… Ну сама знаешь, что он за человек.
Помолчав, Набавийя сказала тихо:
— Знаю… Но ты, ты-то вправду любишь меня?
— Я? Я люблю тебя без памяти, Набавийя.
— И будешь любить, даже если мы не поженимся?
Он было заколебался и, когда она посмотрела ему прямо в глаза, поспешно отвел взгляд. Но тем не менее подтвердил:
— Даже если мы не поженимся.
Веря ему лишь наполовину, она спросила:
— И ты защитишь меня от хаджи Мухаммеда?
Он воскликнул с жаром:
— Я убью его, если он хоть пальцем тебя тронет! Пускай меня снова упекут за решетку.
Набавийя облегченно вздохнула и поднялась с тюфяка, намереваясь уйти. Про себя она подумала: «Видно, мы все же поженимся».
Рашад спросил:
— Ты уходишь? Ну так как же, поженимся мы или нет?
Она отозвалась уже с порога:
— Нет, если ты будешь стоять на своем. А теперь выгляни, нет ли кого на улице.
Рашад открыл дверь, повертел головой во все стороны:
— Никого не видать.
Она выскользнула за двери, а он сел на пороге, закурил и провожал ее глазами, пока она не скрылась из виду. Временами он подносил руку к лицу и вдыхал запах тела Набавийи, еще хранимый его ладонью.
Подходя к дому хаджи Мухаммеда, Набавийя увидела самого хаджи. Он сидел перед домом на корточках, держа в руках палку. Заметив, что хаджи повернул голову в ее сторону, Набавийя ускорила шаг. Интересно, знает он, что она была у Рашада? Когда она подошла совсем близко, хаджи поднялся. Рядом сидела кошка. Он поддал ее палкой. Кошка, пронзительно заорав, шлепнулась на дорогу у ног Набавийи. С трудом приподнялась. Задние лапы у нее волочились по земле. Хаджи Мухаммед преградил Набавийи путь и сказал с издевкой:
— Прими поздравленьице…
Потом отступил назад и засмеялся глухим, хриплым смехом. Она хотела его обругать, но час был поздний и возвращалась она от Рашада, а у хаджи в руке была палка. Отойдя немного, она услышала за спиной ржавый скрип его двери.
Когда Набавийя переступила порог своего дома, ее окликнули:
— Ты вернулась, Набавийя?
Она глянула на квадратное отверстие в стене, откуда доносился голос ее соседки.
— Да, хаджа.
Соседка вдруг сказала:
— Не горюй, дочка. Как-нибудь образуется.
Сердце у Набавийи гулко застучало. Она поспешно шагнула к лампе, выкрутила фитиль. В комнате стало светлее. Сын, спавший возле печки, заворочался во сне. Совладев с волнением, Набавийя спросила:
— А что случилось, хаджа?
— Ты видела, что они сделали с твоими хлопком и кукурузой, дочка?
Набавийя похолодела:
— Что такое?
— Ты, стало быть, ничего не знаешь? Посекли они твой урожай. Мой брат приходил, покуда тебя не было. Он и рассказал.
Внезапно обессилев, Набавийя опустилась на скамью рядом с сыном. Она не вымолвила ни слова. Из-за стены снова донесся голос соседки:
— Так ты не знала, Набавийя?
Безучастно, как неживая, Набавийя уронила:
— Знала, хаджа.
— Покарай их Аллах, этих бандитов! Ты, милая, меня прости, я пришла бы к тебе, да сама знаешь, не могу ходить.
Набавийя не слушала. В ушах ее звучал голос хаджи Мухаммеда: «Прими поздравленьице». Значит, это он про урожай… Это его рук дело.
Она встала, подошла к стене, отковыряла слой глины пониже квадратного отверстия. Обнаружилась темная щель. Набавийя вытащила оттуда кошелек, открыла его, заглянула внутрь, сказала про себя: «В этом году мы не умрем с голоду, Амин. У нас еще есть немного денег, мы их копили всю жизнь. Хотели купить земли. А теперь вот придется их проесть, сыночек». Она закрыла кошелек и сунула его обратно, наказав себе утром замазать щель глиной. Снова уселась возле сына. Глядела на его лицо, на огонек лампы. «Вот что они сделали, Амин, вот что сделали. А мать твоя тем временем валандалась с упрямым ослом. Но они все равно сделали б свое, даже если бы я спала рядом с тобой. Скорей бы ты вырос, сынок».
Она не плакала. Вспоминала о том, как умерла мать, а за ней и отец. Он был арендатором, а потом и хозяином — владельцем двух федданов. Земля эта ему так дорого досталась! И она не вправе пустить по ветру то, что он добыл потом и кровью…
А еще она вспомнила, что сестра ее вышла замуж за человека такого же одинокого, как она сама. У
