Атласа мне уже было мало; я вытащила из сумки маленький календарик польского Дома книги, который уже не раз помогал мне в разных житейских перипетиях. Несколько минут сложных расчётов и многократные выглядывания в окно с целью установить положение солнца утвердили меня в мысли, что я лечу над Атлантикой, что в том месте, где я нахожусь, должно быть десять часов или девять тридцать и что мы летим в югозападном направлении. Точнее, более в южном, чем в западном. И если вскоре под нами покажется суша, то это должна быть Бразилия.
Правда, мои рассуждения были чисто теоретическими, и тем не менее мне стало плохо при одной мысли о том, что я могу оказаться в Бразилии в своём зимнем пальто, в сапогах на меху, в тёплых рейтузах и платиновом парике. Спрятав календарик и атлас, я сидела неподвижно, глядя бездумно на солнечные блики за окном, и пыталась както упорядочить свои мысли.
Тут открылась дверь, и вошёл незнакомый мне человек. И надо признать, что этот момент был для меня наиболее подходящим, ведь я собиралась при появлении моих преследователей принять самый глупый вид. У человека, увидевшего мня сейчас, не могло создаться двух мнений на мой счёт. Пожалуй, в нем могли зародиться лишь сомнения, способна ли я вообще соображать.
Он остановился в дверях и одним быстрым взглядом окинул и меня, и все помещение. Странное впечатление производил этот человек. На первый взгляд я его приняла за худенького юношу, и только при более внимательном рассмотрении обнаружилось, что ему никак не меньше 35 лет. У него было невинное розовощёкое личико младенца, вытаращенные голубые глазки и торчащие в разные стороны светложёлтые патлы — не очень длинные, но зато курчавые. Они шевелились у него на голове, как живые, каждая прядь сама по себе, и ничего удивительного, что я как зачарованная уставилась на них, не в силах произнести ни слова.
Были все основания считать его блондином. А надо сказать, что когдато гадалка предсказала мне, что в моей жизни роковую роль сыграет блондин. Я охотно поверила ей, так как блондины всегда мне нравились. Но почемуто так получалось, что жизнь упорно подсовывала мне брюнетов, одного чернее другого, а я все высматривала, не появятся ли блондин… С годами у меня уже выработался рефлекс: блондин — значит, надо быть начеку. И вот теперь появляется этот бандит…
— Бонжур, мадемуазель, — вежливо поздоровался он.
Услышав это, я тут же пришла в себя. Если ко мне, матери подрастающих сыновей, обращаются «мадемуазель», значит, решили вести мирные переговоры. Следовательно, пока мне ничего не грозит, убивать в ближайшее время меня не собираются, я я могу покапризничать.
— Бонжур, месье, — ответила я далеко не столь вежливым тоном и продолжала без всякого перехода: — Значит, так: минеральной воды, крепкого чаю с лимоном, где туалет и мне надо умыться. Немедленно! А потом поговорим!
Это прозвучало довольно зловеще. Чтобы усилить эффект, я обвела помещение по возможности безумным взглядом и, обессиленно склонив голову, издала слабый стон. Помоему, получилось неплохо.
— Ах, конечно, конечно, как пожелаете, — засуетился этот несуразный тип.
Он помог мне слезть с дивана, хотя я и сама прекрасно могла это сделать, взял меня под руку и заботливо провёл куда требовалось, по дороге продолжая оказывать мне всяческие знаки внимания. Открыв какойто шкафчик, он достал из него минеральную воду, и я наконец напилась. Потом я осмотрела соседнее помещение, которое незадолго до этого доставило мне столько акустических эмоций. Оно представляло собой нечто среднее между салоном и рабочим кабинетом и было обставлено роскошной мебелью. Там находились ещё три типа, для которых моё появление было явно неожиданным. Они наверняка думали, что я ещё сплю и что неизбежный контакт со мной будет хоть на какоето время отсрочен.
Я не обращала на них никакого внимания, сейчас главным для меня было умыться и сбросить с себя как можно больше тёплой одежды, учитывая маячащую передо мной Бразилию. Мне уже заранее было жарко.
Через полчаса я сидела в упомянутом выше салонекабинете уже совсем другим человеком. В соответствии с пожеланием передо мной стоял стакан чаю с лимоном. Я решила играть роль сладкой идиотки и держаться с видом оскорблённого достоинства.
Мои новые знакомые ничем особенным не отличались, по крайней мере внешне. Один из них даже производил неплохое впечатление, и его можно было бы назвать красивым, если бы он не был таким толстым. Второй сразу вызвал антипатию, так как у него были близко посаженные глаза навыкате, чего я не выношу. Третий был ростом с сидящую собаку, а так ничего. Одеты обыкновенно, как одеваются состоятельные люди, — костюмы, галстуки, белые рубашки. Возраст их я определила как средний между тридцатью пятью и сорока пятью. В этом почтённом обществе я чувствовала себя немного неловко, так как попрежнему была босиком.
Поначалу все молчали. Они явно выжидали, что я скажу, а я решила ждать, что они скажут, но, подумав, отказалась от этой мысли. Сладкая идиотка просто не имеет права на такую сообразительность, ей обязательно надо с чемнибудь выскочить.
— Куда мы летим, и вообще, что все это значит? — обиженно спросила я, отпив полстакана.
— Не хотите ли поесть? — вместо ответа заботливо спросил толстяк.
— Нет, — подумав, ответила я. — Пока не хочу. Но через полчаса захочу.
— Как вам будет угодно, мадемуазель. Вы получите все, что захотите.
«Увиливают от ответа, — подумала я. — Хотят узнать, что я за штучка». И, закурив, произнесла ледяным тоном:
— Я жду объяснений.
Вздрогнув, патлатый тоже закурил и начал:
— Видите ли, произошла неприятная история. Вы помните, наверное. Мы развлекались в игорном доме, как вдруг явилась полиция… — Изображая печаль, он горестно поник своей всклокоченной головой, но превозмог себя и продолжал: — Это было ужасно. Вы себя почувствовали плохо. Ничего удивительного, столько волнений! К тому же там было так накурено. Не могли же мы бросить вас на произвол судьбы!
Улыбка на его голубоглазом невинном личике младенца была такой искренней, что я поверила бы ему, если бы не подслушала их разговор. Раскрыв как можно шире глаза, я постаралась изобразить понимание и признательность.
— Надо было в темпе смываться, — продолжал патлатый. — Мы вас не знали, у нас не было вашего адреса, вот мы и забрали вас с собой.
Присутствующие улыбками и кивками подтверждали правдивость каждого его слова. Я бы могла поклясться, что ни одного из них не было в игорном доме, не говоря уже о том, что если кто и чувствовал себя там плохо, то никак не я.
— Весьма вам признательна, — сдержанно поблагодарила я, — боюсь только, не слишком ли далеко вы меня завезли?
Джентльмены разразились разнокалиберным хохотом в знак доказательства того, что они оценили мой тонкий юмор. Так мы ломали комедию друг перед другом ещё какоето время, а потом я с доверчивым любопытством повторила свой вопрос:
— Так куда же мы летим?
— А не взволнует ли это вас? — забеспокоился патлатый. — Ваше здоровье… Не скажется ли на нем это известие?
— В конце концов, земной шар так мал, — успокоительно заметил толстяк.
— Пустяки, — добродушно заметила я. — Я обожаю путешествия. Итак?
— А в один небольшой городок на побережье Бразилии, — выдавил из себя наконец патлатый с таким пренебрежительным жестом, как будто прилететь в Бразилию все равно, что проехаться от Груйца до Тарчина. Небрежным жестом он как бы перечеркнул все эти тысячи километров.
Я не сразу отреагировала — надо было показать, что просто потрясена этим известием. А я действительно была потрясена тем, что так правильно угадала. Потом позволила себе встревожиться.
— Но ведь у меня нет визы! — И добавила: — К тому же я не взяла с собой никаких вещей, а там, должно быть, жарко. В чем я буду ходить? И вообще, мне надо вернуться. Я надеюсь, что вы, господа… — И я захлопала глазами. Хотелось надеяться, что это вышло у меня достаточно глупо и беспомощно. Боюсь, что я достигла вершины в своём умении изображать дурочку и долго на этой вершине но продержусь. О такой мелочи, что мой паспорт был действителен только на европейские страны, я и не заикнулась.
