начале августа. Надеюсь, вы придете достаточно подготовленной, не как сегодня. И вообще я бы порекомендовал вам заниматься дополнительно.
На этом месте Мила обычно гневно встряхивала великолепной косой:
– Сказал и посмотрел на меня так, что все сразу стало понятно. Ждет, что я ему прямо тут и скажу: профессор, а можно позаниматься с вами. Тут бы он растаял, конечно, рассыпался в комплиментах, конечно, мол, ради вас, девочка, все что угодно. Но я его обломала. Зачетку взяла, процедила «спасибо» сквозь зубы, так чтоб понял старый извращенец, что ничего ему не обломится, и ушла.
Наслушавшись подобных историй, Ксюха, понятное дело, идти к профессору особенно не желала. Но что поделаешь, когда институтская библиотека дышит на ладан уже восьмой год. За некоторыми редкими, и оттого популярными книжками приходится занимать очередь месяца за три. А старых учебников, по которым до сих пор преподаются многие предметы, вообще днем с огнем не сыщешь. Они же на имперском языке, а по распоряжению Министерства просвещения во всех учебных библиотеках Североморья оставили книги только на местном, северном наречии.
– А как мы детей учить будем? – то и дело спрашивают преподаватели. – Новых-то учебников нет, да и программа обучения пока не принята.
Чиновники, как обычно, не слышат.
Можно негодовать и ругаться, сколько влезет, но без имперских учебников учится невозможно. Говорят, диплом Североморского высшего медицинского института теперь принимают в Ойкумене. Звучит хорошо – бакалавр медицины. Интересно, знают ли на Западе, какие учебники читают будущие медики? Скорее всего – нет, иначе разом бакалавриат прикрыли бы. Не любят в Ойкумене имперское, что и говорить.
В Североморье тоже не любят, или, по крайней мере, делают вид, но…
Учится-то надо.
Хорошо Виола Ариадновна, преподаватель биоинформатики и – по совместительству – институтский библиотекарь шепнула Ксюхе по секрету, что нужные учебники есть у старого профессора Круковского.
– Он, моя дорогая, всю жизнь медицине отдал. При Империи академиком был, потом ушел на пенсию, но про нас не забывает, физиологию преподает, на смежных курсах отдельные лекции читает.
– Я знаю, Виола Ариадновна, – невежливо перебила Ксюха – времени на разговоры не было, успеть бы перед лекцией в кафешку институтскую забежать.
Химичка не обиделась. Несмотря на возраст и покровительственные интонации, она оставалась человеком веселым и бесконфликтным, умудряясь ладить и со студентами, и с преподавателями и даже с ректором собственного факультета, мрачным и раздражительным Львом Канторовичем.
– Может и знаешь, спорить не буду, ты у нас умненькая девочка… – Ксюха виновато потупилась, не заметив, что глаза Виолы Ариадновны смеются. – Но все знать нельзя, потому слушай, что тебе скажет старая перечница, давным-давно выжившая из ума. У профессора дома огромная библиотека, он ее всю жизнь собирал. Уверена, там найдется, что тебе нужно. По крайней мере, всегда находилось. Телефон профессора я тебе сейчас напишу, позвони, узнай: есть ли? Если есть – спроси, может ли дать. Поняла? Думаю, все будет нормально, Богдан Владиленович редко кому отказывает.
– Спасибо, Виола Ариадновна. Что бы я без вас делала, – честно сказала Ксюха.
– И то верно, – хитро ответила химичка. – Пропала бы. На вот, держи телефон.
В первый раз перед дверью профессора Ксюха оробела. Подъезд, где жил Круковский, не производил впечатления – обычная для столичных пригородов многоэтажка, чистенькая, стерильная, но все-таки благоухающая неистребимым кошачьим запахом. Но дверь – дверь была, что надо. Солидная, мощная, обитая черным дерматином, да еще украшенная вдобавок тисненой табличкой: «Профессор Б. В. Круковский».
И звонок оказался под стать – вычищенная медная кнопка таинственно посверкивала в полутьме подъезда. Ксюха нажала, и где-то внутри проснулся мелодичный сигнал, чем-то похожий на бой старых напольных часов.
Профессор долго не открывал, Ксюха уже подняла руку, чтобы позвонить еще раз, как из-за двери донеслось:
– Кто там?
– Извините, – затараторила она, – это Ксения, я вам звонила сегодня, по поводу книг…
– Конечно, – загрохотали засовы, дверь наконец распахнулась. – Прошу вас, Ксения, заходите.
В домашних брюках и вытянутой водолазке с вышитой эмблемой имперской академии наук он показался Ксюхе совсем не старым. Нет, ее встретил пожилой, немного усталый, но радушный и веселый человек. Улыбка словно освещала его изнутри, хотя и чуствовалось, что профессору не часто приходится улыбаться.
Круковский явно обрадовался приходу неожиданной посетительницы. Немедленно предложил ей чаю, а когда Ксюха, сославшись на жуткую предэкзаменационную горячку, отказалась, заметно расстроился. Позже Ксюха поняла, как, наверное, тяжело ему одному изо дня в день в огромной пустой квартире, и отругала себя за черствость.
Профессор провел ее в полутемную комнату.
– А здесь мой кабинет. Какие, говорите, книги вам нужны?
Ксюха даже не смогла сразу ответить, пораженная обстановкой. Небольшая по размерам, полутемная комната казалось гигантской из-за громоздящихся до потолка книжных шкафов и полок. Потемневшее от времени дерево и выцветшие корешки властвовали в кабинете Круковского. Ксюхе еще никогда не доводилось видеть сразу столько книг, разве что в центральной столичной библиотеке.
– Что? Ой, извините меня, пожалуйста, Богдан Владиленович! Я… я засмотрелась по сторонам. У вас тут целое книгохранилище.
Она крутила головой по сторонам, разглядывая полки. Профессор улыбнулся.
– Вы мне льстите, Ксения.
– Тут, наверное, миллион книг. Как вы только находите нужную?
– Скажите, что вы ищете, и увидите.
– «Физиология животных» Брейделя, «Регуляторные системы организма» Дубинина, «Введение в клеточную биологию» издания имперской академии и… учебник Альматовского.
Круковский быстро нашел нужные книги, отдал Ксении и с сожалением посетовал, что ни у кого сейчас нет времени поговорить со стариком. Ксюха почувствовала укол совести: «А я еще черт знает что о нем думала!»
В следующий приход к профессору от чая она уже не отказалась. Богдан Владиленович несказанно обрадовался, засуетился, побежал на кухню ставить чайник.
Так и повелось – сессия набирала обороты, Ксюхе то и дело приходилось бегать к Круковскому, и, чтобы не обижать старого профессора, она неизменно принимала приглашение на чай. Теперь никаких пакостей с его стороны она не боялась.
Чай у Круковского был превкусный – Богдан Владиленович как-то обмолвился, что один из его учеников, ныне известное в Ойкумене медицинское светило, не забывает своего учителя, раз-два в месяц присылает по пачке настоящего островного чая.
А вот со всем остальным дела у профессора обстояли не так хорошо. Жил он один, не слишком следил за собой и своим рационом. А вдобавок, как все люди науки, Круковский отличался некоторой рассеяностью. Потому и посуду он мыл когда придется, о состоянии холодильника особо не заботился. Ксюха в первый раз чуть не прыснула со смеху, когда профессор разлил великолепный островной чай в коричневые от налета чашки, а в качестве сладкого поставил на стол вазочку с засохшим печеньем.
Пришлось брать ситуацию в крепкие женские руки. Получив те же чашки в третий раз, Ксюха мягко отчитала профессора за антисанитарию, перемыла посуду и заварила чай уже в новый, до блеска вычищенный чайник.
Богдан Владиленович не сопротивлялся. Вряд ли он замечал, что с приходом Ксении посуда становится чище. Ему просто нужно был с кем-то поговорить, чтобы живая душа сидела с ним рядом, слушала его, брала и возвращала книги, угощала домашними пирожками.
Чтобы убедиться – он еще жив и даже кому-то нужен. Пусть даже и в роли библиотекаря для молоденькой девчонки.
Вот и сегодня профессор встретил Ксюху с той же старомодной учтивостью, и вместе с тем – с тихой
