смотри не спугни, не испорти им отдых. Докладывай каждые пятнадцать минут.
— Слушаюсь!
— Как хорошо, гребешь себе, море — море, ветерок — ветерок… Так что ты говорил, Наста? А то я тебя прервал.
— Я говорил, что уже думал о вашей гипотезе, возможно, господин Ланге вовсе не главное лицо, потому что мы знаем его как облупленного.
— Говоришь, что уже думал. Прекрасно! Просто замечательно. Слушай и будь внимательным, Наста, потому что это стоит послушать. Как-то раз в давние времена встретились на вокзале два торговца. Посмотрели они друг на друга пристально, и каждый про себя подумал: что бы это могло быть в его укладке и куда он это везет? Тот, что был менее терпеливым, спросил: «Куда едешь?» «В Бакэу», — спокойно ответил второй. Ага! — подумал первый. — Ты мне говоришь, что едешь в Бакэу, чтобы я подумал, что ты направляешься в Фокшань, но я-то прекрасно знаю, что ты едешь в Бакэу… О таких вещах тебе известно?
— Нет. Я знаю только анекдоты про растяп!
— Так-так… конечно, обижаться легче, чем думать, только я один должен думать, а тебе не обязательно. От Ончу есть что-нибудь?
— Два часа назад я говорил с ним. Ничего нового.
Майор Морару прошелся по комнате, посмотрел в окно на море, остановился перед капитаном и поднял на него глаза:
— Вызови Черкеза. Вызови Ионицэ. Объявляю тревогу! Всем быть в полной боевой готовности. Ветер с моря подсказывает мне, что ночью спать не придется.
XIX
Около трех часов Виктор вернулся в гостиницу. Ему хотелось принять душ и выспаться. Первое желание исполнить было легко, а вот второе… И все-таки, думал Виктор, я должен поспать, должен успокоиться, иначе я буду ни на что не годен, буду нервничать и наделаю всяких глупостей.
Чтобы он не мог заснуть после бессонной ночи — такое с ним случалось чрезвычайно редко. Но на этот раз были особые обстоятельства. Сегодняшний день был первым и, как надеялся Виктор, последним подобным днем в его жизни. Полчаса он лежал, словно рыба, выброшенная на берег. Позвоню-ка я Элен. Если она ответит, предложу ей партию в мини-гольф. Он узнал номер ее телефона. Но трубку никто не брал. Тогда он справился у дежурного. Ему ответили, что мадемуазель Элен Симонэн не возвращалась с самого утра. Виктор был вне себя. Он чувствовал, как его опутывают невидимые путы. То без нее шагу нельзя ступить, думал Виктор, а теперь, когда нужно немножечко отвлечься, — ищи-свищи. Ирине звонить бесполезно. Она или не ответит, или… Если она сказала: в восемь часов, так восемь и останется. А до восьми еще четыре часа. Снотворное! Но я никогда его не принимал и сейчас, пожалуй, не буду. Очень плохо, когда и головная боль, и бессонница. А голова так трещит, что можно подумать, будто наступил конец света. Ирина по ночам чаще не спит, чем спит. Ее бессонница вовсе не пугает. Но сейчас не ночь. День в полном разгаре. Нужно одеться и выйти из комнаты. Нет, так нельзя. К вечеру я слишком устану. А этого я не могу себе позволить. Я должен полностью владеть собой. Куда девался Серджиу? Где он болтается? Что он делает? А самое главное — что он намеревается делать? И как поведет себя с Ириной? Как бы то ни было, завтра уедем, завтра нужно уезжать…
В конце концов, вытянувшись на постели, Виктор впал в полузабытье, мысли продолжали беспорядочно набегать одна на другую, но уже трудно было различить, где кончаются мысли и начинается сон… Какая-то туманная, случайная картина, то исчезает, то снова надвигается, сигналит автомобиль, гудит, хрипит, звенит… Куда меня занесло? Кто звонит? Где звонит? Почему звонит? Где я? Почему? А, телефон!
— Алло! Виктор? Виктор, ты не слышишь? Почему не отвечаешь?
— Да. Кто это? Ирина?
— Что с тобой?
— Со мной? Ничего. Я заснул… Боже, боже, как хорошо, что ты позвонила мне. Ты где?
— У себя в комнате.
— Сколько времени?
— Без десяти восемь.
— Так поздно! Ирина!..
— Да. Хочешь, я к тебе зайду?
— Да. То есть нет, еще нет, минут через пятнадцать… Серджиу вернулся?
— Нет, не вернулся.
— Хорошо. Через четверть часика.
Виктор бросился под холодный душ. Вот это и называется кошмаром, усмехнулся он про себя. Только этого мне не хватало…
Ирина пришла взволнованная, непрерывно курила. Лицо у нее было такое бледное, словно его никогда не касались лучи солнца.
— Тебе не кажется, что ты преувеличиваешь драматизм происшедшего? — спросил Виктор, — Я вскоре начну сомневаться в тебе… Ну что такого особенного случилось? Только то, чего ты хотела, чего хотели мы оба… Значит, чего тут волноваться?
— Ты прав, Виктор, но я должна тебе сказать, что именно это меня и печалит. Мы добились… вернее, ты добился… Мы принадлежим друг другу. Хорошо. Но что теперь? Что будет дальше? Поверь, прошу тебя, я не о нас сейчас думаю. Все радужные перспективы, которые ты развивал передо мной, еще мирно ждут своей очереди, что бы их я обдумала. Сейчас меня беспокоит другое. Я не знаю, где Серджиу. Очень странно, что он не вернулся. Он мне даже не позвонил. Как бы то ни было…
— Как бы то ни было, он твой муж?
— Виктор, ты должен хорошенько усвоить одно: я тебя люблю, ты единственный мужчина, которого я любила, и единственный мужчина, которого буду любить. Но с Серджиу я прожила вместе много лет. Я его не ненавижу, я его не презираю — я к нему привыкла. И ни в чем не могу его упрекнуть. Ты не можешь от другого человека требовать того, чего сам не можешь ему дать. Это все равно что требовать к ответу слепого от рождения за то, что он не видит…
— Я не понимаю, к чему ты все это говоришь. Слава богу, я не требовал, чтобы ты ломала себе голову…
— Я хочу знать точно: о чем вы говорили сегодня утром и как он вел себя.
Виктор со всеми подробностями пересказал ей.
— Я думаю, что он уехал, — заключил Виктор. — Давай позвоним домой… Прошло уже достаточно времени, чтобы он добрался.
Не дожидаясь согласия Ирины, он снял телефонную трубку и заказал срочный междугородный разговор. Через две минуты он услышал обычную формулу: абонент не отвечает.
— Я боюсь, — заговорила Ирина. — Я очень боюсь. Не случилось ли чего… Или…
— Послушай, все это чушь. Беллетристика. В наше время ни один мужчина, тем более в таком возрасте, не станет кончать самоубийством, если от него уйдет жена.
Ирина казалась совершенно растерянной.
— И ты, Виктор, тоже не покончил бы с собой? Послушай! Предположим, что я, неважно по какой причине, приду и скажу тебе: Виктор, я никогда тебя не любила, это был мой каприз, игра — все что тебе угодно, но только не любовь. Что бы тогда ты сделал? Ты покончил бы с собой?
— Ирина! Тебе не кажется, что момент для таких разговоров совсем не подходящий?
— Ты никогда не мог отличить игру от жизни. Так знай, что я не играю. Но я полюбила бы тебя в тысячу раз сильнее, если бы ты сказал, что не смог бы этого пережить… Почему ты мне этого не сказал?
