задние, жилые комнаты. Вежливый тон Мунэсуэ, кажется, помог ей справиться с испугом.
Ёсино нежилась на солнышке у себя в комнате, на коленях у нее лежала кошка. Она производила впечатление тихой, доброй старушки. В комнате было светло и чисто, видно было, что в семье о ней заботятся.
— Бабуля, к нам гости из Токио, — обратилась к Ёсино хозяйка, умолчав, впрочем, о том, что гости из полиции.
По всему было видно, что старая женщина доживает свои дни спокойно и счастливо. И полицейские вдруг подумали о том, как непохожа ее судьба на судьбу Танэ, с юных лет жившей среди чужих людей и погибшей ужасной смертью. Казалось бы, близкие люди, а такие разные судьбы…
— Из Токио? Ко мне? Да неужто в самом деле? — встрепенулась Ёсино.
Инспекторы представились и очень деликатно, боясь встревожить старуху, спросили ее о Танэ Накаяма.
А, О-Танэ-сан! Ну как же, как же! — обрадовалась старая женщина.
Значит, вы знаете О-Танэ-сан? — уточнил Мунэсуэ.
Как не знать, мы ведь росли вместе, как сестры. Вот только вестей от нее давно нет, как она, жива- здорова?
Ёсино не знала, что Танэ погибла, и Мунэсуэ подумал, что говорить ей об этом не стоит.
— Собственно, мы хотели у вас узнать: как получилось, что О-Танэ-сан уехала в Гумма? — спросий он.
Ох, О-Танэ была такая бедовая, все ей чего-то не хватало. Вот и решила уехать. Не то чтоб ей тут не нравилось, а просто хотелось на новое место.
Как она познакомилась со своим мужем, Сакудзо Накаямой?
Этого я точно не знаю. Пошла работать на фабрику в Тояма, там вроде и познакомилась.
А Накаяма-сан тоже работал на этой фабрике?
Работал, работал. Когда она закрутила с ним любовь, дядюшка с тетушкой рассердились — вспомнить страшно: как это, мол, неизвестно с кем, человек, мол, чужой… Ну, вот они и сбежали.
Сбежали?
Они еще не поженились, а уж глядь — ребеночек. Дядюшке с тетушкой как объяснить? Начнут спрашивать, от кого, какого роду-племени. Вот и убежала она с Нака-ямой — как была, тяжелая.
Вероятно, этот ребеночек стал впоследствии отцом или матерью Сидзуэ.
Стало быть, они поехали в Гумма и там поженились, так?
Поначалу родители рассердились, хотели наследства лишить, а как узнали, что у дочки ребеночек родился, внучонок все-таки их, небось простили. А выписалась она отсюда не сразу, как сбежала, года через два. Это теперь молодежи все нипочем, а тогда ведь какая храбрость нужна была…
Ёсино не знала, какой конец был уготован героине этой любовной истории. И в ее голосе сквозила зависть к двоюродной сестре, без оглядки побежавшей за своей любовью.
Вы сказали, что О-Танэ-сан давно не шлет вам вестей. А что, раньше она писала?
Писала иногда. Вспомнит — напишет.
А часто писала?
В последний раз письмецо пришло лет десять назад. А может, двадцать… — Ёсино задумалась, перебирая свою длинную, но, вероятно, не слишком богатую событиями жизнь.
О чем было то письмо?
Да как вам сказать. О том, как живет, точно-то ее помню о чем.
Письмо, наверное, не сохранилось? — спросил Мунэсуэ скорее для порядка. Как-никак, прошло не меньше десятка лет. А может быть, и много больше. Однако Ксино вопрос не удивил.
Может, и сохранилось. В комоде надо поискать, Я, как старая стала, все берегу, ничего не выбрасываю.
Так поищите, пожалуйста, очень вас просим.
Неужто будет прок от старой бумажки?
Будет обязательно. За этим мы и ехали.
Ну погодите, я сейчас. — Есино прогнала кошку и поднялась с неожиданной легкостью. Сидя, она производила впечатление сгорбленной, но оказалось, что годы
почти не согнули ее. — О-Син-тян, пособи-ка мне, — позвала Ёсино девушку. Та все это время слушала разговор, стоя за спиной у хозяйки и сгорая от любопытства.
Видимо, профессия гостей не только не отпугивала ее, а, напротив, дразнила воображение.
Давайте поищу, — отозвалась О-Син, очень довольная тем, что Ёсино своей просьбой как бы узаконила ее присутствие в комнате.
Они вышли в соседнюю комнату, там что-то зашуршало и зашелестело, и вскоре Ёсипо вернулась с пачкой старых писем в руках.
Вот, нашлись, — радостно объявила она.
Неужели нашлись? — Полицейские невольно затаили дыхание. Вдруг в письмах Танэ есть какие- нибудь сведения о Джонни Хэйворде или убийце?
Тут у меня самые памятные письма, берегу я их, — объяснила Ёсино. — От нее, по-моему, тоже есть. Вижу- то я худо, мелко читать не могу.
Письма пожелтели и, казалось, вот-вот рассыплются.
Можно взглянуть?
Глядите, глядите…
Мунэсуэ разделил пачку на две части, отдал одну Ёко-ватари, и они начали просматривать письма.
Это было письмо или открытка? — спросил Мунэсуэ.
О-Танэ-сан все больше открытки присылала.
Обратный адрес там был?
Да. она ясно пишет, вы разберете.
Сколько тут примерно ее писем?
— Не то три, не то четыре. Были еще, да потерялись.
Судя по датам, письма в пачке двадцати-тридцатилетней давности.
Когда я молодая была, мне парни часто цидулки писали, а как вышла замуж, все сожгла, — погрузилась в воспоминания старуха.
Бабушка, а цидулка — это что такое? — спросила О-Син.
Гляди-ка, она, оказывается, и слова такого не знает, — удивилась Ёсино. — Тебе что, парни не писали никогда?
А-а, записочка! Кто ж теперь этим занимается? Теперь телефон.
Пока Ёсино и О-Син вели этот разговор, Мунэсуэ и Ёковатари тщательно просматривали обратные адреса на конвертах. Пачки в их руках становились все тоньше и тоньше.
3
— Вот оно!
Этот возглас вырвался у Ёковатари в тот момент, когда в его пачке оставалось всего несколько писем.
Нашли? — Мунэсуэ уже почти не надеялся на удачу и потому едва поверил своим ушам. Ёковатари держал в руках пожелтевшую открытку.
От Танэ Накаяма, почтовое отделение Мацуида.
Каким годом помечено?
Восемнадцатое июля сорок девятого года, давненько! — воскликнул Ёковатари. Они принялись читать. Чернила выцвели, но разбирать округлый женский почерк было нетрудно.
«Прошу простить за долгое молчание. Как поживаешь? У меня все благополучно, а что нового у вас в Яцуо? Недавно у нас останавливалась одна удивительная особа — по выговору, как я поняла, родом из Яцуо. Так приятно было снова послушать, как по-нашему разговаривают. Вспомнила родные места…»
Далее шел текст на малопонятном местном диалекте. Других писем от Танэ не обнаружилось.
