это он занимается?
Я последовал за Бедфордом одной дорогой, другой… по той тропинке, по этой. Американский университет — полно кустов, тропинок и дерьма собачьего. Я увидел свое имя: ГЕНРИ ЧИНАСКИ. ПОЭТИЧЕСКИЕ ЧТЕНИЯ.
Это же я, подумал я. Я едва не расхохотался. Меня втолкнули в комнату. Кругом были люди. Маленькие белые личики. Маленькие белые блинчики.
Меня усадили в кресло.
— Сэр, — сказал парень за телекамерой, — когда я подниму руку, можете начинать.
Сейчас начну блевать, подумал я. Я пытался отыскать какие-нибудь книжки стихов. Я тянул время. Белфорд принялся рассказывать им, кто я такой… как роскошно мы с ним провели время на великом Северо-Западе, у Тихого океана…
Парень поднял руку.
Я начал.
— Моя фамилия Чинаски. Первое стихотворение называется…
После третьего или четвертого стихотворения я приложился к термосу. Народ смеялся. Мне было все равно, над чем. Я еще несколько раз приложился к термосу и слегка разомлел. На сей раз никакого перерыва. Я заглянул в боковой телемонитор и увидел, что уже полчаса читаю с висящим посреди лба одним длинным волосом, который загибался кверху над самым носом. Почему-то это меня рассмешило. Потом я зачесал его вбок и вновь приступил к работе. Кажется, все обошлось. Аплодисменты были бурными, хотя и не такими, как в прошлый раз. Да и кому какое дело? Главное — выбраться оттуда живым. Те, у кого были мои книжки, подошли за автографами.
Ага, ага, подумал я, вот и все, на что способно это дерьмо собачье.
Не больше. Я расписался в получении своей сотни долларов и был представлен начальнице кафедры Литературы. Она была воплощением секса. Я решил ее изнасиловать. Она сказала, что попозже могла бы приехать в тот домик — к Белфорду, — но, послушав мои стихи, она, разумеется, не приехала. Все было кончено. Я возвращался в свой пропахший плесенью двор, возвращался к безумию, но зато к безумию моего пошиба. Белфорд с приятелем отвезли меня в аэропорт, и мы уселись в баре. Я купил выпивку.
— Странно, — сказал я. — Кажется, я схожу с ума. Я все время слышу свое имя.
Я не ошибся. Когда мы добрались до летного поля, мой самолет уже укатил и как раз поднимался в воздух. Пришлось вернуться и зайти в специальную комнату, где со мной принялся беседовать какой-то тип. Я чувствовал себя школьником.
— Хорошо, — сказал он, — мы отправим вас следующим рейсом. Но на сей раз постарайтесь не опаздывать.
— Благодарю вас, сэр, — сказал я.
Он произнес что-то в телефонную трубку, а я вернулся в бар и заказал еще выпивку.
— Все нормально, — сказал я. — Лечу следующим рейсом.
И тут мне почудилось, что, опоздав на следующий рейс, я опоздаю навечно. И буду вечно ходить к тому типу. С каждым разом все хуже: он будет все больше злиться, а я — все глубже раскаиваться. Такое вполне могло бы случиться. Исчезли бы Белфорд с приятелем. Пришли бы другие. Был бы учрежден небольшой фонд помощи мне…
— Мамуля, а что с папой случилось?
— Он умер за столиком в баре сиэтлского аэропорта, когда пытался не опоздать на самолет в Лос- Анджелес.
Можете не верить, но на второй рейс я все-таки не опоздал. Не успел я сесть, как самолет тронулся с места.
Я не мог ничего понять. Почему это оказалось так трудно? Так или иначе, я был на борту. Я откупорил бутылку. Меня засекла стюардесса. Строго запрещено.
— Вы знаете, сэр, что вас могут высадить?
Командир только что объявил, что мы летим на высоте 50 000 футов.
— Мамуля, а что с папой случилось?
— Он был поэтом.
— А что такое поэт, мамуля?
— Он говорил, что не знает. Ну ладно, иди мыть руки, обед на столе.
— Не знает?
— Вот именно, не знает. Ну ладно, я же сказала, иди мыть руки…
Грандиозная дзэнская свадьба
Я сидел сзади, в компании румынского хлеба, ливерной колбасы, пива, прохладительных напитков; с зеленым галстуком на шее — первым галстуком за десять лет, с тех пор как умер отец. Ныне же мне предстояло стать шафером на дзэн-буддистской свадьбе. Холлис вела машину со скоростью 85 миль в час, а четырехфутовая борода Роя, развеваясь, лезла мне прямо в лицо. Это была моя «Комета» шестьдесят второго года, только сесть за руль я не мог: отсутствие страховки, два попадания за езду в пьяном виде и неминуемое новое опьянение. Холлис и Рой три года прожили вместе, не заключая брака, причем Рой жил у Холлис на содержании. Я сидел сзади и посасывал пивко. Рой по порядку описывал мне всех членов Холлисовой семьи. Рою лучше всех давалась интеллектуальная чушь. Или трепотня языком. Стены их квартиры были увешаны фотографиями уставившихся в объектив жующих парней.
Был там и снимок дрочащего Роя в преддверии оргазма. Этот снимок Рой сделал сам. То есть перехитрил камеру. Без посторонней помощи. Бечевка. Провод. Некое приспособление. Рой утверждал, что для получения безупречного снимка ему пришлось дрочить шесть раз подряд. Работенка на целый день. И вот она возникла: эта млечная капелька — произведение искусства. Холлис свернула с автострады. Ехать предстояло недолго. Кое-кто из богатеев имеет подъездные аллеи в милю длиной. С этой дело обстояло попроще — четверть мили. Мы вышли из машины. Тропический сад. Четыре или пять собак. Черные мохнатые зверюги, бестолковые и слюнявые. До двери мы так и не добрались — там, на веранде, со стаканом в руке, глядя на нас свысока, стоял он, богатей. И Рой вскричал:
— Харви, сволочь ты этакая, как я рад тебя видеть!
Харви едва заметно улыбнулся:
— Я тоже рад тебя видеть, Рой.
Одна из черных мохнатых зверюг вцепилась мне в левую ногу.
— Убери своего пса, Харви, сволочь ты этакая, рад тебя видеть! — завопил я.
— Аристотель, немедленно ПРЕКРАТИ! Аристотель убрался восвояси, как раз вовремя. Потом.
Мы поднимались и спускались по лестнице, перетаскивая в дом салями, соленых венгерских зубаток, креветок. Хвосты омаров. Глазированные булочки. Рубленые голубиные жопки.
Наконец мы перетащили все. Я сел и схватился за пиво. В галстуке был я один. Кроме того, только я один купил свадебный подарок. Я спрятал его между стеной и ногой, изжеванной Аристотелем.
— Чарльз Буковски…
Я встал.
— Ах, Чарльз Буковски!
— Угу.
Потом:
— Это Марта.
— Привет, Марта.
— А это Элси.
— Привет, Элси.
— А правда, — спросила она, — что, когда вы напьетесь, вы ломаете мебель, бьете окна и распускаете руки?
— Угу.
