стволов широкие раскидистые шатры хвойных лап. И надо же было случиться, чтобы этот фальк вывалился из-за туч как раз в тот миг, когда у Тирда стало темнеть в глазах и начали слабнуть и отказывать верные и всего час назад сильные крылья!
Впрочем, Тирду и на этот раз повезло: ледяная корка наста еще не успела затвердеть. Иначе он мог бы запросто расшибиться об этот снежный панцирь, отлитый и
Но силы уже окончательно покинули Тирда, поэтому он просто застыл под снеговой периной, не чувствуя ни лап, ни крыльев, ни даже собственного дыхания. И в тот же миг с неба пал сокол.
Этого Тирд никак не ожидал. Соколы всегда норовили поймать добычу на лету, предпочитая не опускаться наземь. Этот же легко опустился на снег и теперь ходил прямо над Тирдом, изредка притопывая тяжелой когтистой лапой. Это могло означать лишь одно: противник Тирда пробовал ногами наст, одновременно пытаясь учуять голубя под снегом. Видимо, сугроб оказался слишком большим и широким, и невидимый Тирду враг сейчас озадаченно выискивал, куда же мог деться этот дерзкий голубь. Ясно, что хищник собирался отыскать Тирда и ударами лап выцепить его из снега, как безмозглую куропатку.
Тирд с запоздалым ужасом понял: он попался, потому что его противником был хабифальк, чудовищная смесь хабита — остроглазого лесного ястреба с резвокрылым соколом. Для соколиной составляющей хабифалька чаще всего избирались крупные кречеты; кроме того, в каждом третьем поколении хабифалька непременно подмешана кровь горного беркута. Отсюда и огромные размеры злобной птицы, сочетавшей в себе лучшие качества этих пернатых хищников.
Сверху, над Тирдом и скрывающим его сугробом, сильно зашумели деревья. Наконец хищник почуял голубя и мощно ударил лапой, взламывая наст и раскапывая снег. Тирд пулей вылетел из сугроба, откуда только силы взялись! Но, хотя птицы Почтовой фельдъегерской Службы и тем более пиджины — голуби- курьеры — были оснащены защитой в виде легких кованых шипов на лапках, против хабифалька они не стоили ровным счетом ничего. Сил взлететь у Тирда уже не оставалось. Он даже не попытался развести крылья. Его враг уже взъерошил жесткие перья на затылке, собираясь прыгнуть на несчастного, беспомощного Тирда, вонзить когти в спину и забить его клювом.
Деревья тем временем зашумели вновь.
Вдруг за спиной хабифалька послышалось хриплое, но весьма решительное карканье. Из-за ствола раскидистой сосны бочком-бочком к хабифальку быстрыми прыжками приближался корвус — большой иссиня-черный лесной ворон. Обреченный Тирд задрожал всем телом, полагая, что это явился стервятник, намереваясь в скором времени поживиться остатками пиршества хищника. Однако хабифальк встопорщился, раскрыл клюв и яростно свистнул, вызывая соперника на бой.
Лесные вороны-корвусы — сильные и решительные птицы. Однако Тирд никогда прежде не слыхал, чтобы пути Черного народа столь воинственно пересекались с кланом Ястребов и Соколиным племенем. Ворон же явно намеревался поспорить с хабифальком за легкую добычу, которой ему, конечно же, представлялся бедный Тирд.
Ястребиный глаз недобро следил за вороном, который смело направлялся к нему, высоко подпрыгивая по сугробам. Неожиданно хабифальк насторожился, повернул голову, встопорщил перья и громко, негодующе крикнул: с другого края поляны к нему приближался еще один ворон! Поперек крыльев у того тянулись чуть заметные переливы серых полос, точно седина на висках у пожилого, умудренного опытом мужчины. Вороны, очевидно, были заодно: они бесстрашно скакали к хабифальку с двух сторон, собираясь отобрать обессилевшую добычу.
Тирд, несмотря на отчаянное положение, был немало удивлен такой манерой двигаться, несвойственной корвусам. Вороны предпочитают расхаживать, важно и царственно, даже в моменты опасности, поскольку мало кого боятся и в пернатом, и в четвероногом мире. У каждого из пришельцев были широко раскрыты клювы, точно они испытывали сильную жару. Разбойный нрав корвусов, их стремление повсюду творить бесчинства были хорошо известны Тирду, и от результатов их схватки с хабифальком он не ждал для себя ничего хорошего.
Вороны налетели на хищника, словно два опытных волка — на грозного медведя. Они высоко подпрыгивали и при всяком удобном случае норовили рвануть противника клювом. Клюв у ворона, как известно, крепче камня, с легкостью дробит лошадиную и человечью кость, поэтому хабифальку приходилось несладко. Корвусы старались держаться подальше от смертоносных лап, ловко увертывались от ударов мощного клюва и при этом сами изрядно трепали врага. Тирд же бессильно лежал на боку, все глубже погружаясь в снег, у него не было сил спасаться бегством — ноги больше не держали почтового гонца, и вдобавок он совсем не чувствовал крыльев.
Мало-помалу хабифальк освоился с необычной манерой корвусов вести бой, стал активно огрызаться и в свою очередь делать опасные выпады. Разок он почти достал когтистой лапой черного жителя лесов, но того немедленно выручил второй, с седыми переливами на крыльях. Вороны вообще действовали на удивление ловко и слаженно, и только это уберегло их в первые минуты от неминуемой гибели.
Внезапно яростно кричащий хабифальк замер, вытянув голову, и вороны встали тоже. Сверху, с неба посыпал крупный снег, и на нижнюю ветку сосны, прямо над головами дерущихся тихо и плавно опустилась голубка.
Это был настоящий лесной вяхирь, ее перья переливались самыми разными оттенками синих и сизых цветов. Она тихо и кротко сидела на ветке, ничуть не боясь сражения. Лучистые и выразительные глаза голубки были устремлены на бедного Тирда.
Тирд оторопел: он прежде никогда не видел таких бесстрашных птиц, осмеливающихся как ни в чем не бывало сидеть рядом с тремя своими злейшими врагами. А голубка смотрела на него, и в глазах ее застыла такая печаль и отрешенность, что он тысячу раз пожалел, что судьба застала его наедине с такой красавицей и — в столь жалком положении. Тирд даже сделал попытку взлететь, но только слегка подпрыгнул и неуклюже свалился обратно, в уже совсем не тающую под ним глубокую вмятину в сугробе. И в самое последнее мгновение вдруг почувствовал, что шум птичьей битвы внезапно утих. Хабифальк по- прежнему стоял, раскрыв клюв и предостерегающе приподняв страшную лапу. Оба ворона также остановились, раскинув крылья и припав к снегу. Изредка покачивая головами, они зорко следили за противником.
Голубка затрепетала крыльями и тихо заворковала. Ястреб в ответ зашипел и засвистал, быстро крутя головой, точно намереваясь стряхнуть с себя что-то, невидимо опутавшее его. Голубка внимательно оглядела ястреба и вновь проворковала несколько фраз, теперь уже громче. Тут же в ответ ей сварливо закричали вороны, точно подтверждая правоту своей госпожи. Тирд просто не верил своим красным глазам!
Хищник наклонил голову, нехотя и в то же время точно прислушиваясь. Затем злобно копнул снег лохматой от перьев ногой, громко выкрикнул какое-то птичье оскорбление и с треском расправил крылья. Затем оттолкнулся, высоко подпрыгнул и тяжело полетел прочь. На лету, однако, хабифальк повернул голову и ожег голубку холодным мстительным взором, точно намереваясь запомнить ее, чтобы однажды снова вернуться. Через минуту он уже исчез за ветвями ближайших сосен.
Корвусы встретили бегство врага громким насмешливым карканьем. Голубка ответила ласковым воркованием, точно успокаивая своих слуг. Они же действительно служат ей, поразился Тирд, видя, как послушно смолкли оба ворона и устремили на свою госпожу взгляды, полные почтительного внимания. И это было последним, что увидел Тирд: тонкая прозрачная пленка затянула его глаза, крылья распластались на снегу, и силы оставили бесстрашного почтового голубя.
Не покинуло его только кольцо на лапке, к которому была приторочена легкая, как березовый листок, берестяная торбочка для письма. И даже лишившись сил и чувств, голубь продолжал ощущать на ноге привычное присутствие почти невесомого груза срочной королевской почты.
