минуту большая его часть, та, что не требовала особого приготовления, плюс консервы перекочевала на стол.
— Мы тебя понимаем, — хором сказали Аркадий с Петром. — Начальство — дело святое. Женщина — еще более. О детях уж и не говорим. Но только кто из нас, спрашивается, помнит текст?
— Ваше дело арлекиново, — загадочно усмехнулся Вадим, после чего жестом фокусника вынул из папки, заранее приготовленной на холодильнике, несколько распечатанных листков. И торжествующе помахал ими в воздухе.
— Неужели?! — пробормотал Пьер и выхватил листы. — Смотри, Аркань! Фантастика!..
— Ты что, в свое время сохранил текст? — не веря собственным глазам, пробормотал Аркаша.
— Только тот, который был для внутреннего потребления, — скромно потупил лукавые глазки Вадим. — Там сплошные идиоматические выражения. Надо чистить.
Петр быстро пробежал глазами листок, затем другой и ошеломленно отложил распечатку.
— Ребя, вы не поверите, но я до сих пор все помню!
И они с Аркадием увлеченно углубились в печатные страницы, изредка хихикая, а порою — взрываясь громогласным хохотом. Чудны дела твои, о ностальгия…
Вадим из милосердия дал им пять минут на разогрев, а затем требовательно постучал вилкою по столу.
— Народ, «аббатское» ждать не будет. Микрофон давно фонит! Давайте хоть выпьем разок, что ли!
Двое друзей с видимым сожалением оторвались от воспоминаний и либретто. Стаканы были наполнены немедленно, и Петр обвел друзей торжественным взором.
— Я так понимаю, сегодня у нас бенефис? Как в лучшие годы?
— Камерный такой, — прозрачно поддакнул Аркадий, намекая на малое число зрителей и неизвестные вкусы аудитории.
— Фигня! — с чувством провозгласил Петр. — Я готов играть эту старую вещь для себя. И для вас.
— Ну, малость подчистим текст, — предположил Вадим.
— Адаптируем, — уточнил Аркадий.
— А все остальное допишем заново, — подытожил Петр. — Эх, черт, опять видео не будет! Вадимыч! У них там нет, часом, камеры?
— Боюсь, может не оказаться, — покачал головой Вадим.
Сколько они себя помнили, всегда сетовали, что их лучшие миниатюры так и не были сняты «на память». Сценки и люди остались только на фото. Но разве статичные снимки могут передать ту динамику и тот драйв? Да ни в жисть!
— Странный начальник, — задумчиво провозгласил Петр, очевидно, по поводу отсутствия у того видеокамеры, однако, тут же упрямо тряхнул головой и заявил: — Да ладно, не очень-то и хотелось. Давайте махнем, закусим и — за работу. Хоть снова поприкалываемся на старости лет.
— Вадик, а твой начальник не боится пускать в свой огород таких старых и опытных козлов, как мы? — весело засмеялся Аркашка, опасно размахивая вилкой с — кружком колбасы вблизи хозяйского лица.
— Шеф всецело мне доверяет, — предупредил улыбающийся Вадим. — Так что предупреждаю, братцы, ни-ни! Никакого гусарства. Можно только мне, да и то в минимальных дозах.
— Вот так всегда — нам нельзя, а себя никогда не обделит, — похлопал его по плечу Аркадий, потрясая закуской перед самым Вадимовым носом.
— Ты ему, братец Арлекин, сейчас глаз выколешь, — предупредил всевидящий Петр. — Ладно, чего зря болтать? Давайте наш тост, церемониальный.
— Перед работкою, — сощурился Аркадий, как довольный кот.
— И вдохновением, — поддакнул Вадим. — Молитву!
Все трое помолчали, набирая нужную душевную тональность. После чего дружно встали со стаканами вина, и Аркадий продекламировал с фальшиво-пафосным выражением:
— На горе цветет лопух!
— Под горой — акация, — добавил Вадим.
Набрали воздуху и хором, слаженно, как взвод гвардейцев на присяге, гаркнули:
— Ёксель-моксель, выручай, Мать-Импровизация!!!
И в дружном хохоте трех бывших студентов, вечных артистов и хохмачей, потонул не менее слаженный звон граненых вестников удачи.
Спустя час горячих споров, проклятий и хватаний за голову была готова диспозиция в лице главных действующих лиц и актеров больших и малых театров — в эпизодах. Ситуация серьезно осложнялась тем, что ролей было много, а актеров — только трое.
— На самом деле это все чепуха, — горячо убеждал друзей Вадим. — Все сцены составлены так, что постоянно работает только двоечка. А третий — на подхвате.
— В должности прислуги за все, — с сомнением пробормотал Петр. Он строго глядел в свой экземпляр и делал в нем частые, одному ему понятные пометки.
— Ну, и ладно, — бесстрашно кричал Аркадий. — Третий будет подыгрывать.
— И, значит, им всегда будет Вадим, — спокойно констатировал Петр. — У нас же с тобою, Арканя, «двоечка» наиграна, значит, и будем тащить основные диалоги. А Вадику отдуваться за сюжет.
— Ладно, уж как-нибудь, — кивнул Вадим. — В конце концов, я же вас и втянул в эту авантюру.
— А я это авантюрой, между прочим, не считаю, — решительно заявил Аркадий. — Во всяком случае, когда бы мы еще так встретились?
— Тут я соглашусь, — кивнул Петр. — Итак, вот что у нас вытанцовывается…
На листе бумаги крупными буквами был начертан список действующих лиц перелопаченной пьесы, а мелкими — режиссерские пометки.
«Маша — главная героиня». Кто возьмет на себя? Решим по ходу.
«Щелкунчик — главная Кукла и герой». Наверное, Вадик.
«Какандер Первый, мышиный король». Аркашка, кому ж еще?
«Педди Грипал, учитель танцев, крестный маг и домашний волшебник». Боюсь, что это я, Петр…
«Дед Мороз». По обстоятельствам.
«Няня». Кто-то из «двоечки».
«Два Мыша, подручные (зачеркнуто) подхвостные Какандера». Петр с Арканей.
«Говорливое зеркало». Вадим.
«Остальные — эпизодически мелькают». По ходу прикинем, кто свободный будет.
На этом список завершался. Каждый из артистической троицы внимательно изучил его, хмурясь всякий раз при обнаружении своего имени. И затем друзья приступили к переделке и адаптации текста. Под нежный возраст семи отроческих лет. Иными словами, к переводу с русского подцензурного на русский относительный. Процесс шел весело, увлекательно, и к моменту, когда в доме кончилось пиво, либретто было вчерне готово.
Готовые тексты лучше всего употреблять горячими, как говорится, с пылу, с жару. Покуда его пишешь, этот нужный и столь важный для тебя текст, да еще и юмористический, непременно десять раз насмеешься, пару раз вздохнешь, разочек задумаешься. Восторгаться собственным творением в виде рифмованных и нерифмованных строк надлежит немедленно и желательно — в компании соавторов. Иначе уже наутро следующего дня текст неминуемо остынет, потеряет остроту и вкус. Все еще вчера столь приятные авторскому глазу словесные объемы и глубины, мягкие холмы и завораживающие впадины превратятся в унылые плоскости и плохо пересекающиеся между собою параллели смыслов. Да и сам смысл, еще такой явный и изящный вчера, завтра неминуемо потеряется. И автор будет только диву даваться: господи, и как же это я вчера отчебучил такое?! Эту скуку и пошлость, тоску и пустоту, серость и
