только она в видении Гвинпина выражала явное беспокойство или даже страх перед тем, что происходило. В любом случае, заявила друидесса, с немым друидом происходит что-то неладное, коли надумал с девками воевать и руку решился поднять на натуру слабую и беззащитную. Гвинпин тоже высказал ценную мысль. Странно, сказал он, что немой Молчун остался один, и рядом – ни Травника, ни Снегиря, ни Книгочея… Но что с ними произошло, живы ли остальные друиды, куда увозит беспомощную девушку Молчун – на эти вопросы ни у кого из притаившихся в подземном некрополе друзей не было ответа.
Кукольник велел принести воды, и чудины набрали ему в лесном ручье несколько тыквенных фляг и полных шлемов. Зорзы утоптали в свежей глине подобие купели, насыпали в нее могильной земли и поливали ее до тех пор, пока в образовавшейся глиняной ванне не забурлила жидкая грязь. Коротышка размял в руках пригоршню грязи и, обмазав ею обе щеки, произнес первые слова заклятия.
Его круглое и румяное лицо мгновенно преобразилось: под глазами зорза обозначились тяжелые мешки из набрякших складок серой, нездоровой кожи, лоб пересекли несколько резких и глубоких морщин, скулы четко обозначились под кожей щек, лицо сразу постарело. Землекопы и сгрудившиеся рядом любопытные воины тут же зашептались, заволновались и в страхе попятились назад. Перед ними теперь сидел вымазанный в грязи маленький голый старик с большим животом, непропорционально узкой грудью и непомерно тонкими, чуть ли не птичьими, ножками. Было ли это следствием заклинания в сочетании с магическим воздействием могильной земли потаенного кладбища, или просто это была действительная внешность маленького зорза, а все остальное – лишь тонко наведенная иллюзия, знал только Кукольник. А он в эту минуту осторожно опускался в серую грязь глиняной купели. Коротышка мало-помалу возвысил голос, громко затянув что-то на диком, первобытном языке, который никогда не звучал на Севере. Этот звук и услышали друиды, сразу навострившие уши.
Гвинпин тем временем деловито ковылял вдоль ниш, осторожно заглядывая в каждую, чтобы скоротать время вынужденного сиденья в полутьме. Покойников он не боялся, во всяком случае, сам считал так, особенно когда дело касалось человеческих останков. О Мире Уснувших Кукол Гвиннеус знал только понаслышке, и полагал, что большая часть рассказов об этом, которые он слышал от своих сородичей тоскливыми зимними вечерами в мешке у Кукольника, всего лишь пустые россказни.
Между тем Коротышка зачерпывал все новые пригоршни грязи и обмазывал ею свое тщедушное тело. Кукольник же почти полностью погрузился в вязкую купель, оставив на ее поверхности лишь лицо и острые колени. Воины, из тех, что посмелее, потихоньку вновь подобрались ближе, чтобы хоть одним глазом – другой они чаще всего закрывали от страха – поглядеть, как колдуют всесильные ржавые волшебники Зари. Коротышка продолжать говорить, сойдя с песни на речитатив, и друиды стали различать слова.
– Злые и голодные духи, рожденные в дуплах темных деревьев, на которых никогда не будет листьев! Выйдите из бренных останков тех, кто отныне не будет вашим обиталищем, и будьте свободны, покуда я не призову вас под свою пяту!
Я вижу только черные пятна и клочья кровавого тумана. Он застит мне глаза, но туман не просочится сквозь землю, если земля напитана своей живительной кровью – водой. Если же вы, голодные духи, ослушаетесь меня, я приду к вам с железным хлыстом, и вы познаете все виды страданий, поэтому не сопротивляйтесь своему повелителю!
Обитатели земли! Услышьте мои песни и смиритесь, ибо в противном случае земля так и останется вашей темницей, и вы не познаете радости пробуждения. У земляной страны только две половины – черная и алая, черные ямы и кровавые туманы над дорогами, которыми я выведу вас, существа земли, в мир других цветов и красок. Там черный и алый не враждуют, там белый ждет синего, там зеленый не может совладать с коричневым, там есть и жара, и холод. И все они – суть одно целое, в котором нет ни выхода, ни входа. Не противодействуйте мне, духи, рожденные в дуплах деревьев, ибо я открываю врата земли!
Идите ко мне, и да не будете беспомощны. Не привязываясь к земным глубинам, не страшась воздуха, воплощаясь в телах и оживая вторично – слушайте меня и явите мне свои воплощенные лики!
– Бред какой-то! – прошептал недоверчиво Лисовин, не удержавшись от того, чтобы энергично не почесать в затылке. Друидесса покачала головой.
– Суть не в словах. Здесь, похоже, главное – ритм. Ты слышишь, как земля вибрирует?
Друид и так уже чувствовал, что земля изредка принимается дышать под ногами. Эти же вибрации, по всей видимости, сейчас пронизывали и стены подземной галереи, а значит – и вырубленные в них ниши с их печальными обителями усопших лесных жрецов. Гвинпин тоже замер, почувствовал дрожание почвы под собой и теперь опасливо пытался определить, откуда же исходили эти неприятно ощущаемые им круги волн.
– Поднимитесь же, обитатели земли, ибо для вас уже есть место под луной! – взвизгнул Коротышка, и в то же мгновение руки Кукольника взметнулись из грязи. Пальцы зорза пришли в движение. Они сплетались, вращались, словно что-то вытягивая из воздуха, какие-то невидимые тонкие нити, оставляя вместо них напряженно пульсирующую пустоту, грозящую в любую минуту взорваться и расколоть небеса.
– Поднимитесь и обретите новые тела, память о которых хранит земля!!! – визжал Коротышка. – Но не заполняйте собою все пространство, будьте как воск, и тогда земля для вас будет сотами, сладкими и хмельными сотами для вашей мести! Поднимитесь – ибо это я заклинаю вас, потому что цвета черного и красного уже начали сливаться воедино!
И тут глубоко под землей, в полутьме, из которой вырывал неровные, качающиеся тени свет горящего корневища, отчаянно завизжал Гвинпин. Вернее, Гвиннеус Пинкус, достойнейший представитель Кукольного народца, никогда не боявшийся человеческих останков и смотрящий на вопросы жизни и смерти в высшей степени философски. Кукла отчаянно визжала, потому что из ближайшей к ней ниши стал медленно выползать серовато-коричневый костяк. Лисовин и друидесса обернулись и тоже замерли, ошеломленные.
Скелет выдавился из своей усыпальницы, с мягким стуком свалился на земляной пол и тут же начал подниматься, раскачиваясь, как лист на ветру. В одной из дальних ниш тоже раздался шорох, словно там завозился огромный жук, и такие же звуки послышались еще из двух или трех нор-усыпальниц. Это оживали скелеты умерших друидов. На одном, который неуклюже вывалился совсем рядом с друидами, еще сохранились высохшие остатки плоти, более всего напоминающие рыбью кожу. Скелеты поднялись и замерли, тихо покачиваясь и издавая тихий шелест, как гусеницы, монотонно пережевывающие тупыми челюстями свежую листву. Потрясенный Лисовин потянулся к топорищу секиры, по счастливой случайности упавшей под землю вместе со своим хозяином, и в этот миг мертвецы двинулись вперед.
Движение давалось им нелегко: один костяк после первого же шага тут же опрокинулся на спину, но с упорством заколдованного тут же встал и двинулся опять, осторожно переставляя берцовые кости. Импровизированный факел из древесного корня неожиданно вспыхнул ярче, как будто огонь добрался до какого-то скопления горючих веществ в сердцевине древесного отростка. Гвинпин к тому времени уже подавился криком и теперь бочком-бочком отодвигался к земляной стене некрополя, моля Создателя кукол, чтобы ниши на этой стороне подземного кладбища оказались необитаемы.
