Черчилла продолжала считаться случайностью, просто результатом оплошности и нарушения распоряжений врача.
А как же убийство Александры Фило? Тоже не раскрыто — благодаря самой Сандре. Гуляя на воле по сети, зная до тонкости систему безопасности, окружавшую компьютеры полицейского управления, ее двойник преподнес Питеру рождественский подарок, стерев все записи о его отпечатках пальцев (помеченных как неидентифицированные) в доме Сандры — его собственные меры предосторожности в этом отношении оказались совершенно недостаточны — и уничтожив большие куски ее собственных файлов, относящихся к делам Ларсена и Черчилла. Исследовав записи воспоминаний и образ мышления Питера, она теперь хорошо понимала его и если и не вполне простила, то по крайней мере не искала для него большего наказания, чем то, которое определила ему собственная совесть.
И в самом деле, всю оставшуюся жизнь на нем лежала тяжкая ноша раскаяния. Мы все должны были отправиться прямо на Небеса, мы все должны были отправиться в противоположную сторону.
Питер повернулся к жене:
— Ты уже решила, что будешь делать в новом году?
Она кивнула. И посмотрела ему в глаза.
— Я собираюсь уйти с работы.
Питер очень удивился:
— Что?
— Я хочу оставить работу в агентстве. У нас и так уже гораздо больше денег, чем я когда-либо рассчитывала иметь, и ты сможешь еще заработать на твоих контрактах на Детектор души. Я хочу вернуться в университет и получить магистерскую степень.
— В самом деле?
— Да. Я уже взяла нужные бланки заявлений.
Они оба молчали, пока Питер соображал, что на это ответить.
— Замечательно, — сказал он наконец. — Но… тебе не обязательно это делать, ты же понимаешь.
— Да, я понимаю. — Она предостерегающе подняла руку. — Я делаю это не для тебя. Для себя. Просто мне уже пора заняться собой.
Он кивнул в знак того, что понял. Большую часть экрана заняло изображение огромных цифровых часов, где каждая цифра состояла из множества отдельных лампочек: 11:58.
— А как насчет тебя? — спросила она.
— Ты о чем?
— У тебя есть какие-нибудь пожелания в новом году?
Он немного подумал, затем чуть пожал плечами:
— Прожить следующий, 2012 год.
Кэти ласково коснулась его руки. Одиннадцать пятьдесят девять.
— Включи звук, — попросила она. Питер нажал на кнопку пульта.
Толпа возбужденно ревела. Когда до полуночи осталось совсем немного, большая любительница церемоний, хорошенькая ведущая кабельной музыкальной телестанции, начала дирижировать толпой, хором отсчитывающей последние секунды до Нового года.
— Пятнадцать. Четырнадцать. Тринадцать. — В маленькой картинке передачи с Таймс-сквер золоченый шар начал опускаться.
Питер наклонился над кофейным столиком и наполнил два винных бокала газированной минеральной водой.
— Десять. Девять. Восемь.
— С Новым годом. — Он протянул ей бокал. Они чокнулись.
— Пять! Четыре! Три!
— Пусть этот год будет лучше прошедшего, — пожелала Кэти.
Тысячеголосый рев раздался из стереодинамиков:
— С новым счастьем!
Питер нагнулся и поцеловал свою жену.
Зазвучала мелодия «Старая длинная песня».
Кэти посмотрела Питеру прямо в глаза.
— Я люблю тебя, — просто сказала она, и Питер знал, что ее слова искренни, что тут нет обмана. Он доверял ей целиком и полностью.
Он заглянул прямо в ее чудесные, широко открытые глаза и ощутил наплыв чувства, какого-то странного, смешанного чувства печали и счастья, биологического и интеллектуального одновременно, — того дикого, непредсказуемого, порожденного игрой гормонов чувства, которое способны испытывать только люди.
— И я тоже люблю тебя, — ответил он. Они крепко обнялись. — Я люблю тебя всем сердцем и душой.
