играю, как будто сейчас снова постучу в дверь и мне одолжат ненадолго Тринкет. Моя мама, наверное, сказала бы, что эта игра — очень глупая. Но я все равно, наверное, еще долго так буду играть.
Вечером я укладываюсь в свою складную постель. А потом встаю, стучусь в спальню мисс Нетти и спрашиваю, можно ли мне к ней забраться? Она всегда отвечает, что уже давно меня ждет. И тогда мы говорим, говорим обо всем на свете, а потом я незаметно для самой себя засыпаю. Я очень люблю мисс Нетти!
ВРЕМЕННОЕ СИРОТСТВО КОНЧАЕТСЯ
Уход Принцессы Саиды и маленькой Тринкет опустошили Люсинду. Теперь пустое пространство в душе обязательно надо было заполнить, и Люсинда с готовностью бежала на любой зов. Родители Тринкет очень ей помогали, потому что она была им нужна все время. Никогда раньше Люсинда не думала, что какой- нибудь взрослый не может прожить без нее и дня.
Папа и мама в ней никогда особенно не нуждались. Четверо братьев, которые были старше Люсинды на четыре, девять, двенадцать и восемнадцать лет, отняли у папы и мамы все молодые годы, и на ее долю почти ничего не осталось. В семье с ее существованием как бы смирились. Ее считали некрасивой, капризной, упрямой и снисходительно терпели ее выходки. Люсинда к такому отношению привыкла и воспринимала его как должное. И все-таки она всегда верила, что где-то в огромном мире найдутся другие люди, которым она понравится. Первым таким человеком стала Джоанна. А теперь вот — папа и мама Тринкет. Иногда Люсинде казалось, что им даже дышать без нее трудно. Мистер Бродовски стал водить ее на репетиции симфонического оркестра. Там ей предоставлялась полная свобода действий, и она без конца елозила на своей низенькой табуретке, придвигаясь поближе то к скрипкам, то к альтам, то к контрабасам, фаготам и флейтам. На обратном пути она, не переставая, расспрашивала папу Тринкет о музыке и вскоре почерпнула множество сведений о симфониях, концертах, хоралах и различных инструментальных партиях. Именно этой весной она познакомилась с великой музыкой.
А вскоре настал вечер, когда папа Тринкет первый раз выступал с оркестром в концерте. Люсинда и миссис Бродовски сидели рядом в партере. Девочку так захватил Бетховен, что, пока все не кончилось, она не произнесла ни слова. А потом она шепнула на ухо маме Тринкет:
— Я закрывала глаза, когда слушала, и мне показалось, что это звезды на небе хором поют. Ну, прямо как в Библии! А еще Джоанна мне говорила про одного ирландского мальчика. Он заснул возле волшебной крепости, и в сердце ему попала самая красивая мелодия в мире. Может быть, мистер Бетховен тоже заснул возле звезд, когда они пели на небе? Как вы думаете, миссис Бродовски?
Остальные друзья Люсинды тоже старались по мере сил излечить ее от тоски. Самый весомый вклад внес мистер Коппино. Он купил Тони ролики. Теперь они могли вместе с Люсиндой разъезжать по всему Нью-Йорку. Сначала они освоили парк. Через ворота и калитки они устремлялись в нижнюю его половину к пруду, вокруг которого было так замечательно кататься наперегонки. Когда ноги от усталости уже не хотели стоять прямо, ребята для отдыха кормили рыбок в пруду. Потом они шли в обезьяний питомник, где жил их любимый ручной шимпанзе по имени Мистер Кроули. А оттуда вел прямой путь к музыкальной карусели. Заплатив по пять центов, Тони с Люсиндой усаживались верхом на деревянных коней. Тони всегда выбирал белого, а Люсинде нравился черный, которого она в первый же раз прозвала Пегасом. Тому, кто сумел на ходу карусели схватить золотое кольцо, полагалась бесплатная поездка. Иногда кольцо ловила Люсинда, иногда Тони. Однажды Тони поймал кольцо три раза подряд. Люсинда так разволновалась, что бежала за каруселью, пока Тони не слез на землю.
Когда развлечения в парке им немного приелись, они стали ездить в музей естествознания. Тони приводило в отчаяние, что они ни разу не обошли его целиком.
— Этот музей слишком велик для нас! — воскликнул однажды он. — Наверное, нам никогда не удастся увидеть тут все.
— Так это же хорошо, — возразила Люсинда. — В мире, по-моему, и так чересчур много вещей, которые можно разглядеть целиком за одну минуту. А в этом музее сколько ни ходишь, всегда что-нибудь останется на следующий раз.
Особенно Люсинде нравился индейский зал. Она проводила в нем много времени и очень страдала, что не родилась индейцем.
— Вот было бы здорово жить, как они, — поделилась она однажды с Тони.
Но тот ее восторгов не разделил.
— Жить как индейцы? — с сомнением покачал он головой. — Нет, Люсинда, не думаю, что мне захочется ходить голым да еще с какими-то перьями на голове. По-моему, ты мечтаешь совсем не о том, о чем надо.
— Знаю, — разочарованно вздыхала девочка, — но мне все равно хотелось бы стать как индейцы и ездить верхом на бизоне.
В первую же теплую субботу Люсинда наделала сэндвичей, Тони захватил все, что требовалось для печеной картошки, и они покатили к пустырю, который прошлой осенью облюбовали для пикников. Когда картошка была готова, мальчик и девочка разложили еду и принялись с нетерпением озираться по сторонам. Каждый хотел первым увидеть, как к ним приближается повозка Старьевщика. Но время шло, а Старьевщик не ехал. Люсинда и Тони не обменялись ни единым словом по этому поводу, но оба были очень разочарованы.
Справившись со своими порциями, Люсинда и Тони подождали еще и засобирались домой. Судьба старого искателя приключений не на шутку их взволновала. В особенности Люсинду, которая даже думать боялась, что могло помешать Старьевщику и его замечательной лошади Минни приехать сегодня к ним. Больше Люсинда и Тони сюда не ходили.
Зато в следующую субботу тетя Элен Дуглас и дядя Том Маккорд взяли с собой Люсинду на музыкальную комедию «Робин Гуд». Опера показалась девочке просто чудом и разделила в ее сознании первое место со спектаклем «Микадо». Ну, смогла ли она позволить себе скрыть подобный шедевр от Тони? Две недели Люсинда откладывала карманные деньги и купила два билета на галерку для себя и для друга. Во второй раз музыка захватила ее еще больше, чем в первый. Люсинде хотелось снова и снова слушать ее, пока не запомнит все арии. Она даже подумала, что могла бы поставить оперу в своем кукольном театре. А декорации можно использовать старые, от прежнего «Робин Гуда».
На следующий день Люсинда поделилась своими планами с мистером Ночной Совой. Мелодии арий она запомнила, а слова — не очень. Не может же она ставить оперу без слов. Ночная Сова кивнул головой и вечером откуда-то принес ей либретто музыкальной комедии. Теперь она могла выучить все слова, которые требовались для кукольного спектакля. А мистер Бродовски, несмотря на то что уже начал становиться известным, аккомпанировал Люсинде на скрипке до тех пор, пока она полностью не освоила арии.
Люсинда надеялась, что будет ставить «Робин Гуда» вместе с Эледой, но из этого ничего не вышло. Соломоны вдруг попрятали свои многочисленные костюмы в чемоданы и сундуки и собрались куда-то на Запад. «Прямо как настоящие кочевники», — думала, провожая подругу, Люсинда. Гастроли у Соломонов продлятся все лето, а зимой они опять будут играть в каком-нибудь большом городе, только пока неизвестно в каком. Девочки пообещали помнить друг друга всю жизнь. Впрочем, они не сомневались, что скоро увидятся.
— Когда я вырасту, я обязательно стану актрисой, — сказала Эледа. — И ты тоже. И как-нибудь мы столкнемся с тобой на Бродвее.
— Мне кажется, будет чуть-чуть по-другому, — улыбнулась Люсинда. — Мне, знаешь, не очень-то
