– Тогда у меня еще была надежда. Я думала, если мы зашьем отверстия, все обойдется.
Она рассказала, как Майк Шелли пытался зашить отверстие на задней стенке сердца Энни. Она помнила ощущение крови, сочащейся по пальцам. До сих пор она иногда просыпалась по ночам с ощущением удушья и включала свет, чтобы убедиться, что ее руки не были липкими и теплыми от крови. Оливия вдруг испугалась, что расплачется. В глазах стояли слезы, и нос горел от усилий их удержать.
– Понятно, – сказал Алек, его голос был лишен каких бы то ни было эмоций. – Видимо, было сделано все возможное.
– Да.
Он съехал пониже на своем стуле.
– Я почти ничего не помню о той ночи, – сказал он.
Он смотрел на нее. Его взгляд был сосредоточен на какой-то точке в воздухе между ними.
– Должно быть, кто-то позвонил моей соседке Ноле, потому что я помню, что она отвозила нас домой. Но я не мог бы рассказать вам ничего об этой поездке. Мои дети были со мной, но я этого совершенно не помню, – он поднял на нее взгляд. – Похоже, для вас это тоже была тяжелая ночь.
– Да, – она пыталась понять, какие чувства отражались на ее лице.
– Даже сейчас говорить об этом нелегко.
– Вы имеете право знать. Он кивнул.
– Да. Спасибо вам. За все, что вы сделали в тот вечер, за то, что нашли время поговорить со мной, – он показал на сэндвич, лежавший у нее на коленях. – Вы так и не поели.
Оливия опустила глаза на аккуратно завернутый в бумагу сэндвич.
– Я оставлю его на ужин, – сказала она, но Алек не слушал. Он смотрел на фотографию у себя на столе.
– Как бы мне хотелось, чтобы у меня была по крайней мере одна минута, чтобы попрощаться с ней, – сказал он и взглянул на обручальное кольцо на руке Оливии. – Вы замужем?
– Да.
– Берегите каждую минуту со своим мужем, как будто она последняя.
– На самом деле, мы живем отдельно.
Оливия смущенно опустила взгляд, чувствуя что-то похожее на вину за то, что они с Полом живы и здоровы, и все же живут отдельно.
– Вот как, – сказал Алек. – Так это хорошо или плохо?
– Ужасно.
– Мне очень жаль. И давно?
– Шесть месяцев.
Если он и связал как-то шесть месяцев, проведенных им без жены, с ее шестью месяцами без мужа, то он никак этого не показал.
– Чья была инициатива: его или ваша?
– Исключительно его.
Оливия опустила взгляд на свою руку, на бриллиантовое кольцо, которое она крутила вокруг пальца.
– Там была другая женщина, – сказала она, думая, как далеко она еще зайдет в этом разговоре. – Это был не совсем роман. Они не… отношения у них были чисто платонические. Он едва был с ней знаком. Думаю, это была скорее фантазия, и как бы то ни было ее уже здесь нет. Она… уехала, но, по-моему, он все еще переживает.
– Есть шанс, что вы еще помиритесь?
– Я надеюсь на это. Я беременна.
Он озадаченно опустил взгляд на ее живот.
– Всего одиннадцать недель, – сказала она. Алек вопросительно поднял темные брови:
– Мне показалось, вы говорили…
– Ну… – она почувствовала, что краснеет. – Он… зашел как-то вечером.
Алек в первый раз улыбнулся, и ей открылось его обаяние, подавленное утомлением. Она сама засмеялась.
Дверь в кабинет со скрипом приоткрылась, и в нее просунулась голова женщины.
– Алек? – она шагнула в комнату.
На ней был белый халат поверх джинсов, темные волосы за спиной были заплетены в косичку. Она посмотрела на Оливию, а затем снова на Алека.
– Извини, – сказала она. – Я не знала, что ты не один. Ты работаешь?
– Тебе хотелось бы? – Алек улыбнулся.
Он встал из-за стола и, подойдя к женщине, поцеловал ее в щеку.
