супруга.
— О боже! — вздохнула Мелба, вдруг начиная оттаивать. — Мне так жаль.
— Ужасно, ужасно, — с чувством произнес дон Жерваз. — Мадам, после того происшествия нам с Лотос было нелегко найти в жизни смысл.
С этими словами он грустно опустил взгляд, а его дочь сочувственно шмыгнула носом.
— Понятное дело, — прохрипел Джос, испугавшийся, что гость вот-вот расплачется. — Что ж, как насчет…
— Мы подумали, — не отступался тот, — мы подумали, что, переехав сюда, сможем начать все сначала. — Он вытащил из нагрудного кармана тщательно отглаженный белый носовой платок и промокнул глаза. — Подальше от воспоминаний.
— Чаю? — взволнованно предложила Мелба.
— Кофе, если не возражаете, — без промедления ответил гость.
— Хорошо.
Мелба скрылась на кухне, обрадовавшись даже такому поводу уйти. Один вид дона Жерваза вызывал жалость. Представление оказалось вполне убедительным.
— Итак, мистер Аскари…
— Дон Жерваз, с вашего позволения.
— Дон… э… Жерваз, — поправился Джос, сцепив ладони в замок и пытаясь выправить курс разговора. — Вы проделали долгий путь, и, мне кажется, беглый взгляд на работы Августа Кэтчера вас взбодрит.
— Я надеялся, что вы это предложите, — всхлипнув, выговорил дон Жерваз. — Меня всегда интересовала таксидермия, и особенно работы Августа. Я полагаю, он был гением.
Он аккуратно сложил носовой платок и убрал его в карман.
— Как же я завидую вам, англичанам, мистер Скаттерхорн, и вашему умению сохранять присутствие души.
— Присутствие духа, — с облегчением поправил Джос. — Так и есть. С этим ничего не поделать. Том, почему бы тебе не проводить Лотос наверх, в галерею птиц?
Они разошлись. Том первым поднялся по лестнице в длинную мрачную комнату, по обеим сторонам которой выстроились чучела птиц, застывшие в разнообразнейших позах. Некоторое время они в молчании шли рядом, и Лотос внимательно рассматривала выпей в гнезде и участок речного берега, кишащий пеганками и зимородками. Она остановилась перед крупной, мрачного вида гарпией, сидящей на сухом дереве.
— Я знаю эту птицу, — сообщила она, — она живет в тропических лесах.
— Да? — вежливо откликнулся Том и покосился на табличку. — Здесь сказано, что она ест змей.
— Да, ест, — уверенно подтвердила Лотос. — Но в основном ленивцев и попугаев, таких как вон тот.
Девочка пересекла галерею и остановилась перед сидящим на ветке некрупным пыльно-голубым арой.
— Ара Спикса, — сказала она, даже не взглянув на табличку. — Их в джунглях нет.
— Нет?
— Нет. В дикой природе их не осталось, — с прежней уверенностью заявила она и, подавшись вперед, внимательно осмотрела птицу. — Истреблены коллекционерами. Странно, не правда ли, как некоторые существа выживают, а другие…
— Что ты имеешь в виду?
Лотос пригвоздила его взглядом. Том отметил, что у нее такие же большие нежно-зеленые глаза, как у ее отца, и почему-то тут же почувствовал себя неуютно.
— Ты хочешь знать, что произошло? Мне рассказать?
Том не вполне ее понял и уже ожидал прослушать лекцию о попугаях ара. Но на ее губах мелькнула легкая улыбка.
— О матери, конечно.
— А, да, — потупившись, ответил Том. — Мне очень жаль…
— Не стоит, — холодно перебила его Лотос. — Мы все должны были погибнуть.
Мальчик промолчал, его уже снедало любопытство. Его собеседница прошла чуть дальше и остановилась перед витриной с ушастыми совами.
— Около года назад, — начала она, — мы все отправились в гости к моему дяде на плантации какао на севере Перу. Мой отец — пилот, знаешь ли, он вел самолет, и я сидела впереди, а мама, тетушка и младшие брат с сестрой — сзади. Мы угодили в тропическую бурю, когда летели над сельвой.[6] Небо почернело, ничего не было видно. Потом я помню яркую вспышку и грохот.
Лотос взглянула на Тома сквозь стекло витрины и с удовольствием отметила, что тот полностью поглощен ее рассказом.
— Так что случилось? Вы…
— В нас ударила молния, — невыразительно ответила она, — и двигатель загорелся. А потом вовсе остановился. Мы рухнули с неба, с высоты трех километров, прямо в лес. — Она провела пальцем по стеклянной грани и наклонилась рассмотреть поближе петли. — Самолет, конечно же, рассыпался на тысячу обломков, ударившись о кроны деревьев.
Мальчик не сводил взгляда с Лотос и уловил в ее бледно-зеленых глазах проблеск торжества.
— Все погибли, сгинули, — добавила она, громко щелкнув пальцами. — Все умерли, кроме нас с отцом.
Том был поражен: он прежде не встречал никого, кто побывал бы в авиакатастрофе, не говоря уже о том, чтобы пережить ее. Потом он понял, что должен как-то выразить сочувствие.
— Какой кошмар! И что вы сделали тогда?
— О, в тропическом лесу с голоду умереть трудно, — сказала Лотос, переходя к небольшой витрине с кукабуррами. — На уровне земли обитает много животных.
— Какие, например?
— Лягушки, гигантские многоножки, тарантулы — всякое такое.
Том содрогнулся от одной мысли об этом.
— И из тропического леса всегда можно выбраться, если знаешь как.
— По карте?
— У нас не было карты, — самоуверенно возразила Лотос, — но нам она была ни к чему. Мы следовали за дождевыми каплями.
— За дождевыми каплями?
— Если идти за дождевыми каплями, то увидишь, что они сливаются в небольшие ручейки. Маленькие ручейки превращаются в большие ручьи, большие ручьи — в маленькие речки. Затем маленькие речки впадают в большие реки, и там ты в конце концов находишь людей, и они тебя спасают.
Она взглянула на Тома, отметив, что рассказ произвел на него огромное впечатление. Ей и самой пришлось по вкусу собственное объяснение.
— Значит… значит, так вы и выбрались? — спросил он наконец.
Она кивнула.
— У нас это заняло два месяца. Потом какие-то пигмеи на каноэ нашли нас, а вернувшись домой, мы все продали и переехали сюда.
Том беззвучно присвистнул. Рассказ вышел стоящим, но что-то в ее манере говорить мешало ему полностью ей поверить. Или, возможно, он был чересчур подозрителен.
— Думаю, я увидела достаточно, — заключила она, напоследок окинув галерею придирчивым взглядом, задержавшимся на разбитом стекле. — Пойдем вниз?
И Лотос решительным шагом вышла из зала.
Когда Том открыл дверь в тесную желтую кухоньку, он, к собственному немалому удивлению, застал чаепитие в самом разгаре.
