Соколиная книга

саблей махнуть «дьяволу в мохнатой шапке», —
честь семьи отстоять, да за русского царя…
Убивали его,
но с рукой срасталась шашка,
его призрак – врага гнал за реки, за моря.

Полусотня орлов тысячу с земли сживала,
да в окрошку врага, —
чтоб не безобразничал!
И ползла на металл плоть живая – ножевая,
пулеметный металл замолкал и отступал.
Не имеет никто прав сказать, что горец дрался,
как обозник какой,
да за чьей-нибудь спиной!
Ни один не ушел,
в подлый плен никто не сдался,
даже мертвый боец продолжал свой личный бой…

Русский батюшка-царь восхищен был и прославлен,
впрочем, речь не о нем,
а о том, кто воевал.
Каждый третий-второй был к Георгию представлен,
каждый первый-второй, всадник или генерал,
если б был православным, стать Георгием мечтал.

И когда им кресты божьей милостью вручались,
заменен был Георгий задвуглавленным орлом.
Каждый первый-второй, все от «птички» отказались:
– Нам верните джигита, да чтоб с боевым конем!
И Георгий взмахнул в небесах своим копьем.

Интересна судьба, а история лукава —
царь пропал,
но в войне «дьяволы» пробили брешь.
И у верных престолу, обреченных и кровавых,
впереди у героев – был Корниловский мятеж…

8 сентября 2008

Русский бомж

Глаз налитой на скомканном лице,
разбухшем, словно в луже сигарета.
Стоит пальто у церкви на крыльце
и что-то шепчет Богу – с того света.

Он тоже был когда-то человек…
Имел свой дом и спал под одеялом.
И девушка, не поднимая век,
его когда-то в губы целовала.

Теперь он бомж.
И даже теплых слез
нет для него в измученном народе.
Не подают.
И лишь смердячий пес
к нему без отвращения подходит.

Но каждым утром, что уж тут скрывать,
он «бабу ждет» и сдержанно воняет…
Но каждый раз
с помойки «эта б…»
его метлой поганою сгоняет.

Он купит ей цветы, метлу, алмаз
за три рубля…
«Дай бабок», – глухо стонет…
И тянет мне в трясущейся ладони
свой налитой и одинокий глаз…

1997

Попрошайка

Ты чужой здесь всему. И извилист твой путь.
Но глядят прямо в душу глазенки собачьи.
Ты любому готов даже руку лизнуть,
что тебе соизволила бросить подачку.

Ты как будто отстал… И порыв твой утих,
но настойчиво тянет штанину ручонка…
Ты боишься «ментов», а тем паче своих,
но уже кажешь зубы лихого волчонка.

Ты пока еще слаб, вот годков через пять
ты возьмешь в руки нож, и душа загуляет…
А ведь где-то живет твоя бедная мать,
что на промысел этот тебя посылает…

А ведь где-то еще и Россия живет
и слезливо, по-бабски, наш день проклинает,
и скулит, ухватившись за впалый живот,
и на грустные руки слезинки роняет.

Впрочем, что я несу – нет у нищих судьбы.
Я и сам тут живу – равнодушно послушен.
Сквозь меня прорастают чужие цветы,
и на Запад летят перелетные души.

1997

Русская песня

Как бессловесно жить в Москве скандальной!
Хочу на тройке,
голос чтоб окреп,
проехать по Руси многострадальной,
где люди жнут свой горький, грешный хлеб.

Кто нас казнит, кто тешит злую ревность?!
Прости земля, прости, родная мать…
Хочу взглянуть в лицо старухе древней
и черную ладонь поцеловать.

О Русь моя, прекрасная и страшная,
с тобой на месте лобном помолчу
и, распевая песню бесшабашную,
на тройке гиблой в небо улечу.

Но через миг,
под сердцем этот груз тая,
вернусь опять в свою земную плоть…
И небу прокричу:
– Ведь мы же русские! —
и, думаю, поймет меня Господь…

А надо мной шальные ветры кружат,
но надо удержаться все равно.
Народ живет —
и выдюжит,
и сдюжит.
Он выдержит и сдюжит —
все равно!

А вьюги злые круг за кругом чертят,
но надо до конца судьбу пройти.
И всё вперед,
как раненые черти,
несутся кони, выпучив белки.

Навечно отведу от глаз ладони —
ведь мне здесь умирать,
судьбу храня.
И кони,
обезумевшие кони,
быть может, к свету вынесут меня.

На русском поле встану на колени,
за павших другов помолюсь
устало…

Услышу голос,
выплывший из тени:
–  Вы кто, простите,
вас тут не стояло…

20 марта 1997 – 28 ноября 2008

* * *

Словно жизнь моя взята в ренту,
душу тянут из под руки —
проститутки, попы, президенты,
тати, лешие, ведьмаки.

Но меня защищают с лаем,
окружив мой пустой стакан,
кот ученый, собака злая,
баба – пьяная вдрабадан.

2002

По России пойду я

По России пойду я —
слушать песни берез.
И сдержать не успею тихих, ласковых слез.
Храм увижу старинный и замру, не дыша,
и под плач журавлиный просветлеет душа…

Эх, как ветры гуляют, и вороны кричат,
звезды сыплются с неба – как столетья назад.
В сердце смутная радость. Невозможно дышать.
И с протяжною песней пропадает душа.

Пьяный запах сирени, я валюсь на траву.
И из прошлого тени надо мною плывут.
Взмахи сабель и плети, кровь и цокот копыт…
Но проходят столетья, Русь, как прежде, стоит.

Над Окой в лунном свете чайка с криком кружит.
Я люблю землю эту, без нее мне не жить.
Широко я разлегся и гляжу высоко,
волен я и безгрешен,
да и гол как сокол.

1 сентятбря 1997 – 2 августа 2008

Березовый лист

Валентину Сорокину

По-над Волгою молча пройдусь я…
Нет за ней ни любви, ни земли…
Как прощальная песня над Русью,
через сердце летят журавли.

Улетают куда-то к началу.
В никуда – как любая мечта…
Холм летит,
Божью церковь качает,
вдаль уносит
погост без креста.

Дождь пошел параллельно, как ветер.
И у самой расстрельной черты
облака заплясали, как черти,
перед бездною встав на дыбы…

Уплотняются дали России,
гул идет от исчезнувших птиц.
Лишь печально завис
в ветре синем
одинокий березовый лист…
Словно знает —
деревья вернутся домой,
как слеза, как на отмель волна.
Да простит меня Бог,
что я плачу душой,
а душа, словно Волга, полна.

1997 – 14–28 августа 2008

Потому что я русский

А. А. Проханову

Потому что я русский,
взлюбивший отчаянно землю,
где бесплодные бабы
налившийся колос растят,
я фамильный погост
как последний окоп свой приемлю
и, ступив на колени,
расту на державных костях.

И смотрю в небеса,
и с поющей душой бездорожий
принимаю всю грязь,
что монголо-татарин месил,
и люблю я народ,
что, не выйдя ни кожей ни рожей,
в мировой океан
лапоть свой против ветра пустил.

Потому что я русский,
живущий под Божеским небом,
потому что есть мать,
что приветит больного врага,
поделюсь я ним, грешным, —
блокадным, но выжившим хлебом.
И пусть жрет нашу землю,
с нее отправляясь в бега.
Пусть вопит на весь мир,
что живу и люблю я, умея
лишь мечами махать,
помирая, водяру глушу…
Но казаха, тунгуса
и вечно-скитальца еврея
к океанам-морям,
словно твой Моисей, вывожу.

Потому что я русский,
я знаю безбожные годы:
как простой мужичок,
что коряв, хитроват и бескрыл,
глядя Богу в глаза,
создавая Империи своды,
по колено в кровище
величие духа творил.

И свои семена
сею я уже в наших потемках.
По ночам умирая,
с утра возвожу русский Храм.
И по крови моей,
заливающей землю потомков,
корабли уплывают
к неведомым