хорошо ПРОЧУВСТВОВАЛ…
Конечно, он помнил. Но этот фрагмент из жизни, длившийся ровно три дня и три ночи, был настолько непохожим на другие, что как инородное тело был будто вырезан из его биографии.
Что-то защекотало в носу… Он вдруг почувствовал себя совершенно беспомощным и беззащитным, точно ребенок, которого вынудили раскрыть свою ложь и обнажить долго скрываемую правду.
Пристальный взгляд Ангела заметно потеплел. Он подставил ладонь, подхватил пару слезинок, внезапно сорвавшихся с глаз Клима, и тут же протянул ему несколько карамелек в шуршащих обертках.
Клим усмехнулся и облегченно вздохнул:
– Мои любимые… «Барбариски»… Мне их в детстве мама всегда покупала…
– Хочешь поплавать по своим воспоминаниям? – мягко улыбнулся Ангел и кивнул в сторону вдруг появившейся знакомой лодки с надписью «СПАСАТЕЛЬ» на чуть потрескавшемся борту.
Клим сел на лавку, пахнущую мокрым деревом и соленым морем, и лодка медленно отчалила от берега, плавно покачиваясь на волнах его памяти…
…Это было несколько лет тому назад. Он тогда был настолько поглощен одной крупной сделкой, что не сразу понял смысл происходящего. Его мама в больнице – как гром среди ясного неба! Ей резко стало плохо прямо в автобусе, и ее госпитализировали уже в бессознательном состоянии.
Он немедленно бросил все дела и вскоре без стука влетел в кабинет заведующего отделением кардиологии.
– Обширный инфаркт. Она в реанимации – показатели очень плохие, мы делаем все возможное, но… Не хочу вас обнадеживать… – осторожно начал доктор.
– Что нужно? Деньги, лекарства, лучшие специалисты? Говорите! – закричал Клим.
– Проблема в другом – у нее очень слабое сердце. Остается только уповать на Божью помощь… Не теряйте надежды! – неловко успокаивал заведующий.
Невзирая на больничные правила и запреты, он прорвался в реанимацию. При виде хрупкого маминого тела, потерявшегося на большой металлической кушетке и окутанного бесчисленными проводами, у него самого болезненно сжалось сердце. Она лежала без сознания с подключенным аппаратом искусственного дыхания, какая-то высохшая, посеревшая, очень осунувшаяся и угасшая практически за один день. А может, так было давно? Просто он, круглосуточно занятый своими делами и вечно замотанный (так она говорила), этого не замечал? В лучшем случае раз в неделю – его короткие звонки с формальным вопросом: «Ну, как ты?», быстрые «забеги» к ней по праздникам, но зато – крупная ежемесячная сумма «на проживание», которую она всегда принимала с большим сопротивлением и со слезами на глазах: «Спасибо, сынок, но мне это не нужно!»
«Что ей еще надо?! – искренне недоумевал он после очередного «сражения» с упрямой матерью. – Наконец живет одна в хорошей благоустроенной квартире, наслаждается полной свободой, не знает проблем с деньгами, ест, что хочет, отдыхает, как хочет. И чего же ей не хватает?..»
Только теперь, в реанимации, держа в своей руке тонкую, полупрозрачную руку матери, он наконец понял: ей не хватало ЛЮБВИ! Его тепла, его внимания и его чувств, которые невозможно компенсировать никакими деньгами и другими материальными благами. Когда он в последний раз с нею разговаривал? Просто так – по душам, сидя на ее уютной кухне за чашкой ароматного травяного чая, который она заваривала в смешном цветастом чайнике. И чтобы при этом он не поглядывал втихаря на часы через каждые пять минут и не отвлекался на постоянно звенящий мобильный. Он даже не мог вспомнить, когда это было…
«А что ты вообще обо мне знаешь?» – один-единственный раз с болью в голосе спросила мама в ответ на его незначительный упрек.
Действительно, что он знал об этой женщине, которая его привела в этот мир и посвятила ему всю свою жизнь, а потом тихо и незаметно отошла в сторону? Чем она живет, чем дышит, о чем мечтает, что любит, и вообще – чего ей на самом деле хочется? Он так и не потрудился это узнать – времени не было…
– Мамочка, ты только не уходи! Держись, я прошу тебя! Ты так мне нужна… – прошептал он и нежно поцеловал ее прохладную руку. – Я скоро вернусь, ты потерпи… Я буду с тобой.
Он принял твердое решение, что будет с мамой в больнице столько, сколько на это потребуется времени – времени на ее выздоровление. Он в это свято верил. Она не может умереть!
Ему не составило особого труда «договориться» с больничным персоналом о том, что он будет не только днем, но и ночью в реанимации.
Он шел торопливым шагом через полупустой больничный двор – оставалось только заскочить домой и взять нужные вещи. Ничто не нарушало тишины – лишь изредка тоскливо вскрикивали одинокие вороны, стряхивая с голых веток деревьев пушистые хлопья первого снега. Вдруг где-то совсем рядом раздался тихий звон. Легкий, мелодичный, он свободно разрезал морозный воздух и вот уже встрепенулся целым хрустальным разноголосьем колоколов, затрагивая невидимые струны души, стучась в самое сердце… В маленькой церквушке на территории больницы началась вечерняя служба.
Как загипнотизированный, Клим пошел на этот звук и неожиданно для себя оказался в середине церкви. В мягкой полутьме потрескивали свечи, освещая величественные лики святых на старых иконах, пахло ладаном и царил невероятный покой. Это было похоже на полузабытую картинку из его раннего детства – с ожившими запахами и ощущениями. Когда-то очень давно мама иногда заходила с ним по воскресеньям в небольшую церковь, расположенную недалеко от дома. Ему нравилось рассматривать позолоченные росписи, вдыхать этот успокаивающий запах и самому зажигать свечу возле Распятия. Но очень скоро эти походы прекратились. Отчим, руководствуясь идейными соображениями и «политикой партии», жестко выбил «эту дурь» у него из головы и запретил маме вовлекать ребенка в свою блажь.
Следуя какому-то внутреннему зову, исключительно по наитию, Клим заказал службу «о Здравии и Спасении», купил свечи и подошел к иконам. Он не был знаком с атрибутами и обрядами веры, не знал слов молитв и не привык просить о помощи – тем более у безмолвных святых. Но сердце само подсказало нужные слова – они лились из его глубины, отражая все чувства, просьбы и желания. Клим даже не замечал, произносит ли слова вслух или почти безмолвно шепчет одними губами: «Господи, помоги! Дай ей здоровье и спасение…» Сколько времени он молился? Минуту, две или значительно больше? «Не дай ей умереть! Прошу Тебя!» Верил ли он в тот момент? Трудно сказать – он не знал, как это должно быть на самом деле. Но он чувствовал, как душа откликается на зов сердца и раскрывается все шире и шире благодатному потоку, исходящему откуда-то сверху – из золоченых церковных куполов. Вместе с этим росла и крепла его уверенность – ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО. Может, это и есть ВЕРА?..
Он вышел из церкви с легкой и светлой улыбкой – пропала тяжесть, давящая грудь. Уже на обратном пути, по дороге в больницу, он еще раз зашел на церковную территорию и набрал полную бутылку святой воды из маленького источника во дворе, непроизвольно оглянувшись по сторонам – а не заметил ли кто его «слабинку».
Клим несколько суток провел в реанимации, не отходя от мамы ни на шаг. Он с ней тихо разговаривал, поправлял одеяло и, не зная сам зачем, периодически протирал ее лицо и руки водой из церкви.
На третий день ему показалось, что мамины веки чуть дрогнули. Повинуясь какой-то внутренней силе, он намочил водой ее потрескавшиеся губы. А среди ночи его короткий сон прервало легкое прикосновение теплой руки. Клим резко открыл глаза. Мама, с трудом подняв руку к его голове, чуть слышно спросила: «Как ты себя чувствуешь, сынок?» И он разрыдался – первый раз за всю свою «взрослую жизнь», не сдерживая горячие потоки слез и свои чувства.
Мама попросила Библию. Вернее, это он спросил, чего ей хочется. После чуть стесненного и немного робкого ответа он ранним утром сходил в знакомую церковь и купил эту книгу, а заодно еще раз сердечно помолился своими словами возле иконы Спасителя.
И вдруг она попросила у него прощения. Так искренне и душевно, будто бы действительно в чем-то перед ним провинилась. Но ведь это он должен был сказать маме слова раскаяния за то, в чем наконец смог себе признаться! Наверняка она всю жизнь чувствовала, как он постоянно в душе осуждал ее: за то, что не так жила и не то делала; за то, что родила ребенка в гордом одиночестве; за то, что так долго терпела возле себя деспотичного отчима, не решаясь уйти…
Спустя какое-то время он на полдня вырвался в офис по неотложным делам, а когда вернулся – мамы в
