нехорошие ассоциации, поэтому я выбрала букву «А». Ящик для отправки использовала, разумеется, тоже не свой, зарегистрировала специальный: [email protected].
Итак, сегодня утром, перед тем как отправиться в «Гуддэй», я нашла пару минут, чтоб слазить в почту – без особой, впрочем, надежды. Каково же было мое удивление, когда ответное послание обнаружилось в моем ящике! «Отказ? – пронеслось в голове. – Отшивает? Отстать предлагает?». Открыв письмо, я не поверила своим глазам. «Давай встретимся. Прямо сегодня. В шесть вечера в сквере…» – гласило послание. Я перечитала его десять раз. Могла бы, конечно, и двадцать, но пора было идти на работу.
– Вот почему фуксиевое платье нужно мне уже сегодня! – заключила я, отстригая последний ноготь.
– Ничем не могу помочь, – пожала плечами Татьяна.
И мы принялись за работу.
Кафе работало с девяти, но прийти пришлось в восемь утра: заведение следовало подготовить к открытию. Работники вытирали прилавок, выкладывали на витрины продукты, разогревали жаровни и тостеры. Нашим уделом был зал. Таньку запрягли протирать ножки у стульев, а я кое-как намочила огромную швабру, кое-как отжала с помощью специального рычага и принялась мыть ею пол, усиленно размышляя о своей нелегкой судьбе. Становился ли пол чище или не становился, не было до конца понятно. Повозившись со шваброй минуты две-три, я заметила, что менеджер ушла из зала, и решила, что пора отдохнуть и завести какие-нибудь полезные связи. Вальяжно облокотилась о стойку, за которой трудились продавцы гамбургеров и газировки, смерила их взглядом и дружелюбно произнесла:
– Эй, как жизнь, народ? Не надоело еще тут работать?
Ребята лишь презрительно покосились в мою сторону и никак не отреагировали. Только один белобрысый парень с агрессивной физиономией процедил тоном командира перед провинившимся солдатом:
– Слышь, ты? Иди давай пол мой! Чего развалилась?
– Твое-то какое дело? – перешла я в контрнаступление. – Чего раскомандовался?
– А того! – ответил парень. – Я тут подольше твоего работаю и побольше твоего понимаю! Гости придут, а пол грязный! Думаешь, это нормально?
«Гостями», как нам объяснила Катя, следует называть посетителей заведения. Кстати, а вот и она…
– Так, Ульяна, почему отдыхаем? Пол не вымыт! В первый день уже ленимся?
Стиснув зубы, я поплелась туда, где оставила швабру, но так и не дошла до нее.
– Можешь пол пока оставить! – послышался голос начальницы за спиной. Швабры она почему-то называла именно этим словом. – Идем-ка со мной, надо кое-что тебе показать.
Получив отсрочку от мытья пола, я обрадовалась. И напрасно! Очень скоро я и Катя оказались в туалете. Гадком, мерзком туалете забегаловки. На внутренней стороне его двери висела какая-то таблица. «Пол, стены, унитаз, бачок, бумага, мыло, раковина, подпись» – быстро прочитала я названия столбцов. В строчках значились какие-то часы и минуты.
– Назначаю тебя ответственной за туалет! – торжественно произнесла Екатерина. – Каждые полчаса ты должна проверять, все ли здесь чисто, все ли в порядке, хватает ли бумаги и мыла. Ставить галочки в каждую клеточку и расписываться.
– А если не в порядке? – грустно спросила я, уже предвидя ответ.
– Мыть, что ж еще, бестолковка ты этакая! – ласково ответила начальница и потрепала меня по плечу, словно благославляя на подвиг.
Пять часов спустя туалетный табель уже пестрел моими автографами, а сама я валилась с ног. Мы с Танькой носились как угорелые, едва успевая собирать со столов грязные подносы и выбрасывать их содержимое в специальные мусорные тумбы по углам зала. А ведь надо еще задвигать стулья, протирать залапанные витрины, своевременно выносить мусор, следить, чтобы на стеклянных дверях заведения не было жирных пятен… не говоря уже об уборке туалета! При этом посетители заведения постоянно покрикивали на нас: им, видите ли, казалось, что уборка делается слишком медленно, хотя мы работали на пределе возможностей. Если что-то и не получалось, то виноваты были они сами: постоянно вертелись у нас под ногами, мусорили, раскидывали объедки, тратили бумагу в туалете… в общем, ужас. Взять хотя бы пол. На улице недавно прошел дождь, и вся порожденная им грязища тащилась на подошвах башмаков гостей к нам в зал. Катя то и дело требовала от нас взяться за швабру, но стоило только вымыть самый крошечный кусочек пола, как какой-нибудь противный посетитель тут же перся на него своими грязными ножищами. И эти люди еще были недовольны, что им подают жареные пельмени на картонных подложках! Да большего они и не заслуживали!
В редкие моменты, когда поток посетителей ослабевал, я пыталась навести кое-какие мосты внутри коллектива. Первым делом решила заговорить с третьей, кроме нас с Танькой, уборщицей зала – Гюзелью.
– Давно тут работаешь?
– Две недели, – нехотя отозвалась та.
– А сколько тебе лет?
– Восемнадцать.
Восемнадцать… Кажется, я уже видела эту девушку, когда приходила сюда в конце июня и в очередной раз дала зарок не переступать больше порога «Гуддэя». Да-да, точно! Это она тогда бродила по грязному залу, как сонная муха, натыкаясь на посетителей и убирая подносы со скоростью одна штука в час.
– Знаешь, я тебя тут видела!
– Неудивительно, – ответила Гюзель без особого энтузиазма. – Вот если бы ты увидела меня не на работе – вот это было бы интересно!
– В каком смысле?
– Да в таком, что за эти две недели у меня был всего один выходной! Тусуюсь тут ежедневно, от открытия до закрытия, по четырнадцать часов в день! Даже выспаться некогда!
– Но почему так долго?
– Потому что заведению не хватает работников! Все же такие крутые, фу-ты, ну-ты, в восемнадцать лет хотят уже быть начальниками! Вот я одна и пашу за троих.
– Значит, ты получаешь три зарплаты? – обрадовалась я. – Может, тогда одолжишь мне хотя бы тысячу…
– Держи карман шире! Три зарплаты, ха-ха! Да на нас экономят, как только могут! А по тебе сразу видно, что ты на этой работе не задержишься.
– Это почему?! – обиделась я, мгновенно отбросив мечту об увольнении и решив назло Гюзели проработать в «Гуддэе» всю жизнь.
– Да потому… – коллега широко зевнула и потянулась. – Пойду-ка я протру вон ту витрину. А ты ступай, распишись в своем туалете.
Блин! Я посмотрела на часы: полвторого. И в самом деле, пора идти в туалет. А то как бы Катя не заругалась!
Проверив, вымыв и расписавшись, где положено, я вернулась в зал и убрала еще несколько подносов. Между тем на улице опять начался ливень. Дождь распугал посетителей, зал наполовину опустел, уборщики, кассиры и повара смогли расслабиться, а я решила пообщаться с парнем, у кассы нагрубившим мне утром: судя по всему, он был очень опытным и авторитетным работником.
– Вова, а Вова! – обратилась я к кассиру, прочитав имя на бейджике. – Расскажи мне, что ты сейчас делаешь? Хочу поскорей научиться всему и стать такой же, как ты!
Парень, пока не было посетителей, проводил какие-то манипуляции с блюдом пирожных: одни убирал, другие перемещал на их место, третьи вытаскивал из коробки и то там, то сям тер блюдо скомканной салфеткой. Мое обращение к нему как к учителю явно пришлось по душе Вове.
– Меняю пирожные, как видишь, – ответил он покровительственным тоном. – У этих срок хранения закончился, выбрасывать их пора. Более старые надо вперед передвинуть, чтобы продать их в первую очередь. Новые выложить, чтобы тарелка полупустая не стояла на витрине. Ну, и протереть ее, конечно. Ты же видишь, шоколадом все измазано!
– Столько возни из-за пирожных! – удивилась я. – А без этого, что ли, нельзя обойтись? Эти, старые,
