обращаться друг к другу и беседовать – разумеется, по-испански.
Поняв, что псевдослучайные встречи и беседы под надуманными предлогами всё-таки не для неё, слишком прямолинейной, Коробкова приняла решение сменить тактику.
– Хм, кажется, нам на пути! – сообщила она, покидая здание курсов вместе со Степаном. – Вообще-то я хотела познакомиться...
– Знакомься, на здоровье! – И пацан пожал плечами, дескать «мне-то что?». – Но вряд ли мы подружимся.
– А это почему? Ты же видишь меня первый раз в жизни и ничего ещё обо мне не знаешь!
– Девчонок я, что ли, не видел? Сюси-пуси, любовь-морковь... Ты уж прости, но тебе со мной будет скучно. Разговоры про шмотки я поддерживать не умею. И «Дом-2» не смотрю. И гламуром не интересуюсь. Скучный я, одним словом!
– А я-то тут при чём?! Я что, похожа на фанатку Ксюши Собчак?! – Наташа чуть не захлебнулась собственными словами: то ли от возмущения, то ли от того, что Степан шагал слишком быстро и догонять его приходилось чуть ли не бегом.
– А что, ты не фанатка? Ну надо же, это редкость, хе-хе-хе! Луч света в тёмном царстве! – По лицу парня было невозможно понять, одобряет он Коробкову или продолжает издеваться над ней. – И с чего же ты тащишься? На эмо-дуру вроде не похожа... Может, толкинистка, на мечах по паркам рубишься? Или с японских мультов зависаешь?
– Нет, не с мультов, – флегматичную Наташу было трудновато вывести из себя. – Вот на следующей неделе, например, планирую с танго зависнуть. Партнёр нужен. Будешь со мной танцевать?
Степана до того удивило предложение незнакомой девчонки, что он даже остановился посреди дороги и, похоже, задумался. За всю его пятнадцати– или шестнадцатилетнюю жизнь никто из представительниц противоположного пола ещё не «клеил» его с такой откровенностью и тем более не приглашал на танцы (читай: на свидание) в течение первых пяти минут знакомства.
– Не-а. Не пойду, – решил он в конце концов. – Глупости это всё. Сопли, романтика. Я, знаешь ли, более серьёзными вещами интересуюсь!
– Это какими?
– Тебе будет скучно.
– И всё же.
– Борьбой за справедливость во всём мире. Социализмом. Антикапитализмом. Революцией... Слышала о таких вещах?
– Ну, я вообще-то не вчера с пальмы слезла!
– Вот и отлично. Значит, так и запомни: революционеры не танцуют! Вот, например, декабристы, когда приходили на бал, даже не отстёгивали шпаги от пояса: так и стояли с ней в уголке, наблюдали, как феодальное общество разлагается! А у Че Гевары был такой плохой слух, что он даже не отличал танго от вальса!
Че Гевара! Даже странно, что Стёпа назвал это имя на второй минуте разговора, а не на первой! Аргентинский Дон Кихот, сорок лет назад погибший во имя того, чтобы Южная Америка зажила собственными интересами и перестала быть сахарницей, кофейником, шахтой, банановой плантацией для богатеев из США, до сих пор оставался кумиром миллионов радикально настроенных юношей. Подхватив упавшее знамя борьбы против капитализма, современные бунтари позаимствовали у Че и любовь к далёкому континенту. На то были свои основания, ведь с середины XX века ситуация в Латинской Америке ничуть не изменилась: она как была, так и оставалась одним из самых бедных и бесправных регионов, а экстравагантные «народные вожди» с левыми взглядами, время от времени занимавшие президентские кресла то в той, то в другой стране, нет-нет да и сменялись очередными диктаторами-марионетками. Похоже, Степан был одним из тех, кто из идейных побуждений предпочитал нищие Эквадор и Сальвадор благополучным Швеции и Швейцарии. Теперь было ясно, зачем он изучал испанский язык!
– Че Гевара? – спросила Наташа. – Это тот, который родился в Аргентине, делал революцию в Боливии, потом в Гватемале, затем на Кубе, после в Конго, а потом снова в Боливии, да там его и...
– Ты знаешь?! – Кустистые брови Степана раздвинулись, карие глаза распахнулись, нижняя челюсть отвисла.
– Конечно, знаю! Я же интересуюсь Латинской Америкой.
– Так ты не из тех, кто считает, что Гондурас – это ругательство, Панама – это шапка, а Никарагуа находится в Африке лишь потому, что это похоже на слово «негр»?
– Нет, конечно! Почему, ты думаешь, я стала изучать испанский!
– «Испанский бы выучил только за то, что им разговаривал Кастро!» – ответил Степан. – Ну-ка сядем на лавочку! Быстро рассказывай: кто ты такая? откуда взялась?.. Нет, постой, я проверю. Назови мне столицу Перу!
Коробкова назвала и столицу Перу, и всех народных героев Аргентины, и прежнее название Гаити, и дату открытия Америки... Революционер был поражён. Он никогда раньше не встречал девчонок, увлекавшихся теми странами, которые он так мечтал избавить от гнёта капитализма! Да что там девчонки: даже парни, с которыми общался Степан, не разделяли его восхищения героями Латинской Америки! Впервые в своей жизни встретил он человека, кому было дело до нового президента Боливии, кто знал о восстании индейцев в мексиканском штате Чьяпас, кого волновала вырубка тропических лесов... Революционер сам не верил своему счастью: у него наконец-то появился достойный собеседник! Не теряя ни минуты, он засыпал Наташу кучей вопросов, над которыми думал последние полгода. Раскрасневшаяся от счастья Коробкова слушала его болтовню, словно волшебную музыку. Впервые после распада фан-клуба её охватило восхитительное чувство общности, ещё более сладкое, чем тогда: ведь речь теперь шла не о странной влюблённости в заморского артиста, а об осмысленном, подкреплённом знаниями, увлечении. «Я не одна, я не одна такая! – восторженно повторяла Коробкова про себя. – Я встретила кого-то, кто меня действительно понимает!»
– Удивительно! – воскликнул Степан. – Первый раз встречаю, чтобы девушка интересовалась такими вещами! Как ты пришла ко всему этому?
– Всё началось с того, что я увлеклась одной колумбийской группой... Вернее, влюбилась в её солиста.
– Какой такой группой? – насторожённо спросил парень.
– «Лос Сапатос». Кстати, с испанского переводится как «Ботинки»!
– Ты что, фанатеешь от всякой попсы?
Лицо Степана вновь приобрело недовольное выражение. От слов новой знакомой повеяло розовыми мечтами. «Уж не ошибся ли я в ней?» – подумалось парню. От того, что Наташа уже успела в кого-то там влюбиться, революционер тоже не пришёл в восторг: его воображению сразу же представился гламурный придурок сомнительной ориентации со смазливой мордашкой, мелированной башкой и кучей дизайнерского барахла.
– Но ты же ещё их не слушал! – сказала Наташа. Она тут же поняла, как поменять мнение Степана о группе: – Может, они не в честь ботинок назвались? Может, они на Эмилиано Сапату намекают? Ты же знаешь такого мексиканского революционера?..
– Сапата! – воскликнул Степан. – Ну, естественно, знаю! Это один из моих любимых героев! Когда его войска отбивали какой-нибудь город у капиталистов, то солдаты первым делом брали в руки веники и наводили везде порядок!.. Так что, группа в честь Сапаты?
– Мне так кажется... – схитрила Коробкова.
– Тогда, наверно, она не такая уж и отстойная...
– Естественно, не отстойная! Латиноамериканская музыка вообще самая лучшая в мире! Хочешь в этом убедиться? Запишись со мной на танго! – Коробкова с удовольствием ощущала, как в ней пробуждается красноречие.
– Танго? Не-е-е... Ну я ж сказал! Не пролетарское это дело! Пусть всякие богатенькие танцуют...
– А я вот слышала, что танго – это как раз наоборот – танец аргентинских пролетариев! – Наташа сама удивлялась, откуда в её памяти всплывают все эти факты. – Помнишь, в Никарагуа был такой диктатор – Анастасио Сомоса? Ну да, который ещё скармливал бунтовщиков крокодилам из своего личного зверинца... Так вот, он считал, что танго – это революционный танец, и поэтому запрещал его танцевать! Даже
