Невидимая птица

я посвящаю
слова о чувствах, слезы о себе,
и мысли понемногу обо всем…

Но если, друг, когда-нибудь потом
ты, перелистывая медленно страницы,
задержишься на них опять
(где буду я? Кто это может знать –
возможно, что на улицах столицы другого мира…)
ты поймешь тогда,
что мне давалось все не вдохновеньем мнимым,
а твердым, как закон, чередованьем
невыносимой боли и труда.
Поймешь и то, что значит быть любимым,
и то, что с каждым новым расставаньем
правдивей, суше слово: навсегда…

Тому, кто целый мир любил в одном лице
и в целом мире только одного,
кто верил в справедливость, но кого
не покидали мысли о конце –
далеким в жизни, близким по судьбе
я посвящаю…
но не тебе, конечно, не тебе.

ЯНВАРЬ

«Когда-то были: мы — и бедняки…»

А.С.Б.

Когда-то были: мы — и бедняки
(о них писали скучные поэты).
Мы — и больные. Мы — и старики,
любившие давать советы.

Когда-то были воля – и тюрьма:
мы, жившие по праву на свободе –
преступники, сидевшие в тюрьме…
Когда-то были лето – и зима…

Смешалось все давным-давно в природе,
сместилось в жизни, спуталось в уме.
Не разобрать, кто молод, кто богат,
кто перед кем, и кто в чем виноват,
и вообще, что значит преступленье?

Когда-то были родина, семья,
враги (или союзники), друзья…

Теперь остались только ты и я –
но у тебя и в этом есть сомненье.

«День в сумерки, как оттиск бледный…»

День в сумерки, как оттиск бледный
с любого дня любой зимы
в стране, где вместе жили мы.

На горизонте отблеск медный
сухого солнца января,
а ближе, над домами, тень.

Мерцает поздняя заря…
Мир невесомый, чистый, бедный
вновь воскресил, сгорая, день…

Смягчило время контур строгий,
потухли краски с той поры…
Но нет стыда, и нет тревоги,
как в прошлом не было игры.

Мы не заметили начала,
не будем подводить итог…
Развязку жизнь нам подсказала,
но кто ее предвидеть мог?