тьмы. Сквозь полузакрытые веки я наблюдала, как машин на автостраде становится все больше и больше, и по мере этого наш стремительный ход замедлялся. Я будто наблюдала телевизионные кадры, но потом спохватывалась и с улыбкой ловила себя на мысли, что вижу реальную обстановку за окном кабины — это ведь еду я! И, как надеюсь, еду в новую жизнь. Не хотелось думать ни о прошлом, ни о будущем, хотелось просто наслаждаться дорогой. Я ведь так редко передвигалась на автотранспорте, несколько раз за всю жизнь.
Ехали долго. Даже при таком скором ходе до Мариинска добирались четыре часа и еще два с половиной часа от Мариинска до Благовещенского интерната. Когда проезжали поселок Благовещенка, я отметила, что он чистенький, складненький, везде зелень. Попетляв по проселочной дороге, наконец подъехали к интернату, и сопровождающая медсестра пошла оформлять документы. Меня занесли в изолятор, который разительно отличался от изолятора Прокопьевского ПНИ, в котором лежачих людей привезли и заперли до утра.
Изолятор Благовещенского интерната был чистой жилой комнатой, в которой постоянно находилась дежурившая бабушка. Она была любезна и заботлива, помогла мне раздеться, усадила на кровать поудобнее.
Потом зашли менее любезные сотрудники, сразу несколько человек, и уставились на меня с недоумением. Я, встретив эти взгляды, растерялась и отнесла их к моему необычному состоянию, думала, что они впервые видят такую форму ДЦП. Но дело оказалась в другом: прокопьевская медсестра успела им выложить, что я приехала сюда писать книжки и что мне нужен помощник, который помогал бы записывать. Сделала она это из добрых побуждений, а скорее всего, просто похвасталась — детскую писательницу вам привезла! И этим весьма обескуражила персонал, у них такого сроду не было, а уж тем более в «слабом» корпусе, куда меня собирались определить. Терминология та же, что и в моих детдоме и ПНИ, но значение иное. В доме-интернате в «слабом» корпусе обитали физически слабые люди, совершенно немощные, которые даже ложку держали кое-как. Понятно, что именно в этот корпус я и вписывалась.
Меня привезли в среду, а в пятницу поселили в «слабый» корпус в палату с двумя ветхими бабулями. И вскоре я поняла, что здесь полный корпус доходяг, которых персонал еле-еле успевает обслужить в самом необходимом. Какое там помочь мне в писательстве! Дай Бог, покормят и помогут умыться-одеться... Если останусь здесь — конец не только моей начинающейся карьере писателя, но и вообще конец.
— Тамара, не переживайте! Выйдет из отпуска наш директор и обязательно во всем разберется, — утешали сотрудники.
Дни проползли черепашьим ходом. Наконец в палату вошел высокий представительный мужчина — директор. Мои соседки-бабули ожили, увидев его, радостно загалдели. Он с каждой поздоровался, расспросил про дела, потом обратился ко мне:
— Мне передали, что вы новенькая.
— Да, — выдохнула я и постыдно разревелась.
— Не плачьте, давайте спокойно разберемся. Может, я смогу помочь.
А у меня ком в горле. Ни единого слова больше не могла вымолвить, только указала взглядом на заранее приготовленное письмо из издательства о приеме моей книги в печать. Директор прочел письмо и хмыкнул:
— Они там, в Облсобесе, что — все с ума посходили? Не знают, кого куда направлять? Да вы не плачьте, я в среду поеду в Кемерово, постараюсь вам помочь, — обнадежил он меня.
Я не очень верила в скорое решение вопроса и уж тем более в незамедлительный отъезд из этого дома-интерната. А зря! Через два дня директор зашел в нашу палату и радостно сообщил:
— Ну вот, привез две путевки. Одна в Кемеровский дом-интернат, другая в Инской. Выбирайте! Вы куда хотите?
Я растерялась, смутилась, но, справившись собой, выбрала Инской. Директор изумился выбору. Почему не Кемерово? Его удивило, что я не прошусь ближе к своей работе, имея в виду областное издательство, где должна была выйти книжка. Я объяснила, что в Инском у меня много знакомых по детдому, там хорошие условия проживания, достаточно персонала, и мне легче будет адаптироваться.
— Ну хорошо, собирайтесь, завтра и поедете. А может, все-таки у нас останетесь? — спросил он с улыбкой.
— Я бы осталась, будь у меня возможность работать, — ответила я. — Спасибо большое за все-все и за то, что так быстро все уладили!
Утром благовещенские няни одели меня, и вот я вновь в дороге — машина мчит меня в Инской доминтернат. Поселок Инской — это район города Белово. И Инской дом-интернат для престарелых и инвалидов как раз то место, куда я так стремилась в последний год в детдоме, и все пятнадцать лет моего пребывания в Прокопьевском ПНИ. И предвкушала встречу с детдомовскими друзьями и знакомыми, которых, в отличие от меня, отягощенной тяжелой формой ДЦП вкупе с неправильным диагнозом «олигофрения », отправили туда прямо из детдома.
В Благовещенском доме-интернате я пробыла чуть больше недели и упорхнула оттуда легкой бабочкой. Простите мне это сравнение, уж слишком легко удалось оттуда выбраться. Воистину выпорхнула, вынеслась, вылетела.
Новый дом и старые подруги
В Инской дом-интернат меня привезли в два часа дня и, как положено, занесли в изолятор. Ай да изолятор! Шикарная комната, два туалета, две кровати, диван. На него меня и усадили. Я ерзала, стараясь справиться с охватившим волнением — так хотелось увидеть своих детдомовских девчонок! Заглянула женщина, явно из персонала, и я спросила:
— Скажите, здесь живут Наталья Волкова и Валентина Позднякова?
— А ты откуда их знаешь? — удивилась женщина.
— Мы в одном детском доме жили, — пояснила я.
Женщина, ничего не сказав, ушла. А я пустилась в детдомовские воспоминания. Наташка — в детдоме таскала меня по лестницам... Валюха — решительная бой-девица, которая преподала мне полезный урок — как не надо себя вести...
И вот чудо! Через несколько минут ко мне влетели Наташка и Валюха! Они секунду остолбенело смотрели на меня, потом радостно заорали:
— Томочка! — И кинулись ко мне.
В изолятор вошла старшая сестра Лидия Родионовна, представилась, спросила Наталью с Валентиной:
— Вы что — знаете Тамару Черемнову?
— Она вместе с нами в детском доме была! — заорали в один голос мои родные девчонки. Хотя уже не девчонки, а взрослые дамы за тридцать. Ведь из детдома мы уехали 15 лет назад...
— Ну, тогда забирайте свою Тамару и несите ее в палату, — распорядилась Лидия Родионовна, еле сдерживая смех, вызванный эмоциональностью встречи детдомовских воспитанниц.
Поначалу меня занесли в заранее приготовленную палату на втором этаже, к пожилым. Но неистовые Наташка с Валюшкой утащили меня на свой молодежный этаж, нашли свободную койку и быстренько договорились с администрацией. Меня поселили с тремя милыми девушками, которые жили и тут же работали няньками, на разных этажах. Они дружили с парнями, после работы бегали на свидания. А сложившимся семьям в Инском доме инвалидов предоставляли отдельные комнаты.
Через неделю после поступления мне выдали коляску, но старенькую и потрепанную, на которой мылся в душе один из мужчин-инвалидов. Сказали, что это на пока, на первое время, потом выдадут новую. И действительно выдали — отличную комфортабельную коляску.
* * *
Инской дом-интернат был, наверное, самым благоустроенным во всей Кемеровской области. В каждой комнате раковина с горячей и холодной водой — какое же это удобство для инвалида! Никто на тебя не орет, чтобы быстрее освобождал место. Да и гигиена соблюдается куда тщательнее, уже не придут к тебе в палату умыться или помыть посуду посторонние, у них свои раковины.
Лифт летом работал до одиннадцати вечера, прогулки без ограничений. И, самое главное, благоустроенная внутренняя территория — настоящий сад из карагача! Под ветвями роскошных деревьев
