Почти сразу же после ареста и еще до первых очных ставок Блюхера стали жестоко избивать. Маршал, сам отправивший на смерть Тухачевского, Якира и прочих, прекрасно понимал, что признание вины все равно не спасет от смертной казни. И чекисты сразу принялись за физическую обработку арестованного, зная, что добровольно признаваться в мнимых преступлениях по расстрельным статьям он ни за что не будет.
Соседом Блюхера по лубянской камере совсем не случайно оказался бывший начальник Управления НКВД по Свердловской области Д.М. Дмитриев (Плоткин) (расстреляли Дмитрия Матвеевича уже в бытность Берии наркомом, в марте 39-го). После ареста в рамках исподволь начавшейся кампании по постепенной замене людей Ежова людьми Берии он выполнял малопочтенную роль 'наседки' и уговаривал маршала во всем сознаться в призрачной надежде спасти собственную жизнь (разговоры в камере записывались на магнитофон). 26 октября Василий Константинович рассказывал Дмитриеву:
'Физическое воздействие… Как будто ничего не болит, а фактически все болит. Вчера я разговаривал с Берия, очевидно, дальше будет разговор с Народным комиссаром.
— С Ежовым? — переспросил Дмитриев.
— Да, — подтвердил Блюхер. И застонал: — Ой, не могу двигаться, чувство разбитости.
— Вы еще одну ночь покричите, и будет все замечательно, — то ли проявляя участие, то ли издеваясь, заметил чекист.
В тот же день дежурный предупредил Василия Константиновича:
— Приготовьтесь к отъезду, через час вы поедете в Лефортово.
— С чего начинать? — поинтересовался Блюхер.
— Вам товарищ Берия сказал, что от вас требуется, или поедете в Лефортово через час, — пригрозил дежурный. — Вам объявлено? Да?
Дмитриев участливо разъяснил Блюхеру:
— Вопрос решен раньше. Решение было тогда, когда вас арестовали. Что было для того, чтобы вас арестовать? Большое количество показаний. Раз это было — нечего отрицать. Сейчас надо найти смягчающую обстановку. А вы ее утяжеляете тем, что идете в Лефортово…
— Я же не шпионил, — оправдывался Блюхер, но у опытного чекиста подобный детский лепет вызвал лишь улыбку.
Дмитриев прекрасно знал, как из подследственных делают шпионов, самому не раз приходилось этим заниматься:
— Раз люди говорят, значит, есть основания…
— Я же не шпион, — доказывал Блюхер.
— Вы не стройте из себя невиновного, — продолжал убеждать Дмитриев. — Можно прийти и сказать, что я подтверждаю и заявляю, что это верно. Разрешите мне завтра утром все рассказать. И все. Если вы решили, то надо теперь все это сделать…
— Меня никто не вербовал, — робко возразил Василий Константинович.
Такая мелочь не смутила бывшего шефа Свердловского НКВД. Он успокоил маршала — следователь поможет:
— Как вас вербовали, когда завербовали, на какой почве завербовали. Вот это и есть прямая установка…
— Я могу сейчас сказать, что я был виноват, — начал колебаться Блюхер.
— Не виноват, а состоял в организации… — поправил Дмитриев, знавший, что начальство любит конкретность.
— Не входил я в состав организации, — взорвался Блюхер. — Нет, я не могу сказать…
— Вы лучше подумайте, что вы скажете Берия, чтобы это не было пустозвоном… — гнул свою линию Дмитриев. — Кто с вами на эту тему говорил? Кто вам сказал и кому вы дали согласие?
Блюхер попытался вспомнить что-нибудь конкретное:
— Вот это письмо — предложение, я на него не ответил. Копию письма я передал Дерибасу (начальнику Управления НКВД по Хабаровскому краю, арестованному летом 37-го; как можно понять, речь идет либо о письме кого-то из тех, кого Сталин и Ежов причисляли к никогда не существовавшему 'правотроцкистскому блоку' Бухарина, Ягоды, Рыкова и др., либо о письме каких-то японских представителей. — Б. С.).
Дмитриев объяснил:
— Дерибас донес… Вы должны сказать.
— Что я буду говорить? — в отчаянии обратился к сокамернику Василий Константинович.
— Какой вы чудак, ей-богу, — сочувственно улыбнулся Дмитриев. — Вы знаете (фамилия заключенного в магнитофонной записи не была расшифрована. — Б. С.)… Три месяца сидел в Бутырках, ничего не говорил. Когда ему дали Лефортово — сразу сказал…
— Что я скажу? — потерянно повторил Блюхер.
— Вы меня послушайте, — не обращая внимания на возражения собеседника, уверенно продолжал бывший чекист, — я вас считаю японским шпионом, тем более что у вас такой провал. Я вам скажу больше, факт, доказано, что вы шпион. Что, вам нужно обязательно пройти камеру Лефортовской тюрьмы? Вы хоть думайте'.
Но Василий Константинович 'правильно думать' не захотел и продолжал 'строить из себя невиновного'. Его отправили в Лефортово. 'Физическое воздействие' на Лубянке должно было показаться оздоровительными процедурами по сравнению с лефортовскими пытками.
И. Русаковская, сидевшая в одной камере со второй женой маршала Г.П. Кольчугиной, рассказывала комиссии ЦК КПСС: 'Из бесед с Кольчугиной-Блюхер выяснилось, что причиной ее подавленного настроения была очная ставка с бывшим маршалом Блюхером, который, по словам Кольчугиной-Блюхер, был до неузнаваемости избит и, находясь почти в невменяемом состоянии, в присутствии ее… наговаривал на себя чудовищные вещи… Я помню, что Кольчугина-Блюхер с ужасом говорила о жутком, растерзанном виде, который имел Блюхер на очной ставке, бросила фразу: 'Вы понимаете, он выглядел так, как будто побывал под танком'.
Бывший начальник санчасти Лефортовской тюрьмы Розенблюм в 1956 году сообщила КГБ, что оказывала медицинскую помощь подследственному Блюхеру. Лицо несчастного было в кровоподтеках, под глазом был большой синяк, а склера глаза была наполнена кровью — так силен был удар.
Бывший начальник Лефортовской тюрьмы Зимин сообщил в 1957 году, что сам видел, как 'Берия избивал Блюхера, причем он не только избивал его руками, но с ним приехали какие-то специальные люди с резиновыми дубинками, и они, подбадриваемые Берией, истязали Блюхера, причем он сильно кричал: 'Сталин, слышишь ли ты, как меня истязают'. Берия же в свою очередь кричал: 'Говори, как ты продал Восток'.
О том же сообщил в ЦК КПСС бывший заместитель Зимина Харьковец, утверждавший, что на его глазах Берия вместе с Кобуловым (очевидно, Богданом, так как Амаяк тогда еще оставался в Грузии. — Б. С.) избивали Блюхера резиновыми дубинками.
Один из бывших следователей НКВД 12 ноября 1955 года на допросе показал, что когда 5-го или 6-го ноября 38-го года первый раз увидел маршала, то 'сразу же обратил внимание на то, что Блюхер накануне был сильно избит, ибо все лицо у него представляло сплошной синяк и было распухшим. Вспоминаю, что, посмотрев на Блюхера и видя, что все лицо у него в синяках, Иванов тогда сказал мне, что, видно… Блюхеру здорово попало'.
'Танковые' методы допросов дали, наконец, эффект. Блюхер признался в связях с 'правыми'. В период с 6 по 9 ноября он написал письменные показания о том, что готовил военный заговор. А вот в шпионаже в пользу Японии признаться не успел: умер 9 ноября 1938 года, не выдержав побоев. Официальный диагноз констатировал смерть в результате закупорки легочной артерии тромбом, образовавшимся в венах таза. Стал ли роковой тромб следствием непрерывных истязаний или просто маскировал другой, более откровенный диагноз: смерть от сотрясения мозга или от пролома черепа, например?
Сталину сообщили о смерти Блюхера. Иосиф Виссарионович распорядился тело кремировать. Бывший сотрудник НКВД Головлев сообщил в 1963 году комиссии ЦК КПСС: 'В нашем присутствии Берия позвонил Сталину, который предложил ему приехать в Кремль. По возвращении от Сталина Берия пригласил к себе Меркулова, Миронова, Иванова и меня, где он нам сказал, что Сталин предложил отвезти Блюхера в
