неустанной борьбе с клеветой и ложными предположениями, выдвинутыми против меня, что позволит мне сократить срок моего заточения».
В этот период жизни Ришелье как никогда пригодится выработанная с годами привычка к сосредоточенности. Он вновь погружается в книги, от которых его отрывают только церковные обязанности. Вместе с тем с тревогой ждет вестей из Парижа. Ему известно, что там готовится процесс над «ведьмой» — вдовой Кончини. Поговаривают, что епископ Люсонский должен будет участвовать в нем в качестве свидетеля. Недруги Ришелье пытаются отыскать доказательства «преступной» связи епископа с «колдуньей». Старания оказались тщетными: никаких порочащих Ришелье документов обнаружить не удалось. Однако и облегчения участи епископа Люсонского не предвидится. Ни король, ни Люинь не отвечают на письма Ришелье. В Лувре о нем будто забыли. «В этом году я совершенно несчастный человек», — сетовал Ришелье в письме к сестре.
Кто-то из его парижских корреспондентов сообщает о появлении при дворе отца-капуцина Жозефа, вернувшегося из длительной поездки в Италию, где он страстно пропагандировал идею нового крестового похода против турок. Ришелье знал о широких связях отца Жозефа и о том почтительном уважении, которое питает к нему набожный Людовик XIII. Поэтому немедленно отправил письмо своему давнему и, как он надеялся, верному другу с просьбой о поддержке. «Отец мой, — писал опальный епископ, — этим письмом я хочу засвидетельствовать Вам мое доверие, поскольку, хотя мы и не виделись уже более полутора лег, я пишу Вам с той же откровенностью, как будто Вы рядом со мной…» Затем Ришелье подробно изложил все события последних полутора лет и не забыл рассказать о своих заслугах на государственном поприще и нанесенных ему обидах. Ришелье нарочито подчеркивал свою покорность судьбе: «Я ищу лишь покоя и заверяю Вас перед Господом Богом в том, что у меня нет другой мысли». Единственное, о чем епископ хотел бы попросить старого друга, — это защитить его честное имя в глазах короля.
Капуцин прекрасно знает епископа Люсонского. Менее всего он склонен поверить в его покорность судьбе. Но он высоко ставит его способности и верит в его предназначение. Именно поэтому он станет одним из самых ревностных ходатаев Ришелье перед королем. Пока же отец Жозеф советует епископу запастись терпением. Чего-чего, а терпения Ришелье не занимать.
Из своего уединения епископ Люсонский внимательно следил за развитием событий в столице. Из писем друзей он смог составить себе представление о расстановке сил в Королевском совете, где «барбоны», непрерывно ссорившиеся друг с другом, были оттеснены де Люинем и его ставленниками.
Ришелье не без удовлетворения узнал, что некоторые его внешнеполитические начинания были продолжены Прежде всего это касалось французского участия в мирном урегулировании проблем Северной Италии. Представители Франции вели переговоры об условиях двойного соглашения между Филиппом III и Карлом Эммануилом, с одной стороны, и Венецианской республикой и эрцгерцогством Штирии — с другой. Опытный дипломат Виллеруа сумел исправить ошибку своего предшественника Ришелье, допущенную в отношении Венеции. У Ришелье хватило здравого смысла, чтобы и в своем тогдашнем положении порадоваться успеху французской дипломатии, добившейся подписания в Париже мирного соглашения по проблемам Северной Италии. Хотя, конечно же, в глубине души он был уязвлен тем, что не ему довелось снять плоды с посаженного им дерева мира.
Достижение мирного соглашения в Италии стало последним делом ветерана французской дипломатии Виллеруа. 12 ноября 1617 г. он умер, после чего де Люинь поспешил прибрать к рукам не только внутреннюю, но и внешнюю политику.
Фаворит явно шел по стопам Кончини. Королевского совета и наместничества в Нормандии ему уже мало. Он требует себе титул герцога и пэра, губернаторство Иль-де-Франс, орден Св. Духа и множество других наград и привилегий. Вместе с двумя братьями де Люинь устроился в роскошных апартаментах Лувра. И вот он уже домогается руки принцессы крови мадемуазель де Вандом — внебрачной дочери Генриха IV и Габриэль д'Эстре, сводной сестры Людовика XIII. Намечавшийся брак расстроился, и 40-летний де Люинь в утешение получил мадемуазель де Монбазон — дочь герцога де Роана, богатейшую невесту Франции и к тому же поразительную красавицу. Людовик XIII лично от себя подарил молодоженам 500 тысяч ливров. Двор с интересом и завистью наблюдал за быстрым возвышением королевского сокольничего, у которого заслуг было ничуть не больше, чем у маршала д'Анкра.
Полностью подчинив своей воле слабохарактерного Людовика XIII, герцог де Люинь управлял государством по своему усмотрению. Он перестал считаться не только с министрами, но и с членами королевской семьи, что вызывало растущее раздражение принцев. Возможно, по совету своих наиболее дальновидных приближенных де Люинь принял решение созвать ассамблею нотаблей[11]. Правда, он добился того, чтобы ассамблея была как можно менее представительной: 13 делегатов от духовенства, 16 — от дворянства и 25 — от третьего сословия. К тому же собралась она не в Париже, а в Руане, который Люинь пышно назвал по этому случаю «второй столицей» Франции. Дело в том, что Руан — административный центр Нормандии, губернатором которой являлся де Люинь.
Ассамблея работала три месяца, по истечении которых Людовику XIII были переданы ее наказы, предусматривавшие некоторые административно-финансовые реформы, в том числе реорганизацию Королевского совета, отмену злополучной полетты, сокращение числа и размеров пенсий. Король обещал внимательно изучить предложения делегатов-нотаблей и в скором времени дать «искренний и благосклонный ответ». Увы, как и в 1615 году, королевское обещание осталось невыполненным.
Осенью 1617 года Ришелье представился случай напомнить о себе. Еще в августе новый духовник короля иезуит Арну, сменивший на этом посту отца Коттона, на проповеди в Фонтенбло открыто обвинил протестантов в сознательном искажении текста Священного писания. Это обвинение, повторенное в последующих проповедях отца Арну, вызвало сильнейшее возмущение у духовных лидеров гугенотов. Четверо наиболее влиятельных протестантских пасторов составили послание королю, озаглавленное «Защита исповедания реформированных церквей Франции от обвинений сьера Арну, иезуита». Начавшийся после этого оживленный теологический спор привлек внимание докторов богословия Сорбонны, парижского парламента и даже двора. Вновь, как и полстолетия назад, был поднят вопрос о возможности сосуществования двух религий во Франции.
Волна разгоравшейся полемики докатилась и до тихого приорства Куссей. Наконец-то у епископа Люсонского появилась возможность отличиться. Благо, он чувствовал себя достаточно подготовленным для того, чтобы вступить в борьбу. Три месяца он провел за письменным столом, и в результате из-под его пера вышел солидный труд объемом 250 страниц, озаглавленный «Основы вероучения католической церкви, защищаемые от сочинения, адресованного королю четырьмя пасторами так называемой реформированной церкви». Аргументированная защита устоев католицизма сочеталась у епископа Люсонского с умело построенной критикой французского протестантизма. Особое беспокойство у автора вызывали антигосударственные действия лютеран и кальвинистов. Ришелье заявлял, что выступает против Реформации прежде всего по той причине, что она «разрушила прекрасный идеал единства, сформулированный и осуществленный в средние века…» Полемизируя с высказыванием Лютера «Мы свободны от всяких законов», епископ подчеркивает, что эта мысль «открывает дорогу неповиновению, учит презрению к власти и церкви, к королям и судебным властям, попранию законов, внушая каждому, что нет таких законов, которые совесть обязывала бы выполнять». Вместе с тем в обращении к королю, умело вставленном в текст сочинения, Ришелье призывает к политической терпимости и благоразумию. «… Зачастую, — пишет он, — сильнодействующие лекарства способны ухудшить положение душевнобольных». Он советует «христианнейшему» государю утверждать «мир и покой в своем государстве». Автор «Основ вероучения…» показал себя не только незаурядным теологом, но и зрелым политиком.
По завершении трактата епископ Люсонский занялся хлопотами по его публикации. Первое издание вышло в Пуатье в самом конце 1617 года, а в 1618 году, получив соответствующее разрешение, Ришелье публикует сочинение в Париже.
Успех превзошел все ожидания. Коллеги-прелаты поздравляют счастливого автора. Однако очень скоро Ришелье убеждается, что такое признание далеко не всем пришлось по душе. «Чем больше славы принесет мне это сочинение, тем больше будет у меня врагов», — с грустью констатировал он. Действительно, шум, произведенный сочинением опального епископа, лишь усилил недоверие к нему со стороны де Люиня и его партии. Зачем епископ взялся за перо? Почему не сидит тихо, как ему было предписано? Какую пользу хочет извлечь? Эти и другие вопросы задавал себе правитель и находил лишь
