Кострецов с усмешкой посмотрел на нее.
— Боюсь, вы такая хитрая, что сами себя можете перехитрить. Поэтому говорю прямо. Параллель с Неумывайкиным — не намек на то, что вы подозреваетесь в наводке воровской шайки на грабежи театра. Хотя… ассоциация с таким талантом, как Неумывайкин, на сцене «Современника» вполне допустима.
Хотелось, ох, хотелось капитану поставить на место эту дамочку. Но он был отходчив и дружелюбно продолжил:
— Я тут спорил со своим помощником о нынешних людях искусства и понял, что действительно не очень их жалую. А вот о тех, кто вынужден обслуживать эту капризную, самовлюбленную публику, честное слово, другого мнения. Поэтому немного растерялся, когда вы взялись их с таким пылом защищать. А они сами, ого как в состоянии себя прикрыть. Тут их мастерство безупречно. Но вам-то каково? Что я, не знаю? Ни в одном другом коллективе нет такого гнусного и запутанного клубка сплетен и интриг, как в театре.
Женщина устало махнула рукой, по лицу ее сразу поехали морщины.
— Достается, конечно. Такие, как я, всегда второй, даже третий сорт в театре. — Она усмехнулась. — А зрители, выходит, уж последний сорт для господ артистов.
— Вас как величать? — вежливо осведомился капитан.
— Далила Митрофановна.
Опер с трудом сдержал улыбку: «Современнику» везло на колорит.
— А я Сергей. Так вот, меня в расследовании артисты совершенно не интересуют. Вы правы, Далила Митрофановна: в кражах вряд ли они замешаны. Важнее присмотреться к околотеатральному люду. Ну например, к завзятым театралам типа генерала Рузского, к тем, кто около артистов крутится. Конечно, небезынтересна и обслуга театра, его сотрудники.
— Поэтому вы с меня начали?
— Так точно. Вы же сами сказали: всех здесь знаете. Вы такой ас, — напропалую льстил Кострецов, — что даже Неумывайкина помните.
Далила Митрофановна вздохнула.
— Как его не помнить! Он до сих пор в нашем театре как родной, на все спектакли ходит.
Капитан внутренне напрягся.
— Неумывайкин?! Сколько лет прошло… Отсидел, давно посторонний человек, а все в «Современник» его тянет.
Далила добродушно усмехнулась.
— А театральные вроде цирковых. У нас тут второй дом, как семья. И правильно вы подметили: дрязги, склоки — будто среди многочисленной родни. Привычка к клану на всю жизнь. Вот и Неумывайкин Эдуард Анатольич сколько пережил, а тянет его сюда, хотя и здание у нас новое, и многое другое.
— Вы, я вижу, терпимо к нему относитесь.
— А что такого, капитан Сережа? В совке как жили? Всякий норовил утянуть. Ну и Эдуард Анатольич увлекся. Клиентура у него была шикарная. Это сейчас «Современник» — лишь один из неплохих театров среди двухсот в Москве, а тогда-то мы были особенными, революционерами: молодые Ефремов, Табаков… Связался Эдик бриллианты те распространять, но не воровал же их. Нагляделся на окружающих, захотелось хоть так быть знаменитым.
— И стал, — продолжил Кострецов. — Сам Андропов с верхушкой КГБ его «коллекцией» любовался.
— Правда?!
— Да. Разложили изъятые камушки на столе у помощника Андропова. Пришли ознакомиться: Андропов, Цвигун, Пирожков, Чебриков… Неумывайкин-то все в Москве проживает? — как бы невзначай подбросил капитан интересующий его вопросик.
— А где ж еще Эдику быть? Он без московских тусовок, как рыба без воды.
Перед уходом Кострецов поговорил с Далилой Митрофановной на отвлекающие темы, чтобы не вздумала она вспугнуть ставшего уже старым, но, наверное, по-прежнему шустрого Эдика Неумывайкина. С этим мастером своего нетеатрального дела капитану надо было непременно повидаться.
Глава 2
На следующее утро опер Кость решил прогуляться по своей «земле»: прощупать, чем дышит местный полуподпольный народ.
Кражи в самих театрах могли быть пищей для пересудов публики, вхожей в мир кулис. Угоны же автомобилей с оживленных пятачков у театральных подъездов — уже ближе к толковищам в пивных, забегаловках, а также, так сказать, для обмена мнениями на приблатненных Чистяках.
Самым давним стукачом капитана был Кеша Черч. Он работал на него частью по соображениям лирическим: оба они родились и выросли на Чистых прудах, учились в одной школе, — но в большей степени из благодарности Кострецову за то, что тот не обращал внимания на Кешины мелкие уголовные грехи.
Эту широко известную в округе личность Кострецов сначала безуспешно поискал в любимом месте Черча — пивной в Банковском переулке.
«Стало быть, уже похмелился», — подумал Сергей и вышел на угол переулка и Мясницкой улицы.
Он перешел на другую сторону Мясницкой к массивному старинному зданию банка. Наверное, это учреждение было здесь с незапамятных времен, раз переулок напротив назвали Банковским. Кострецов заглянул во двор банка и увидел Черча, греющегося на солнышке у одного из домов на лавочке.
Капитан подошел, сел рядом. Черч, закинув ногу на ногу в изможденных кроссовках, распахнув на тощей груди линялую куртку, щурился под ласковыми лучами, парно дыша свежим пивом.
— К банку присматриваешься?! — шутливо спросил Кострецов. — Трудно такой брать в одиночку.
— На банк специалист нужен, — важно произнес Кеша. — А есть ли сейчас такие?! Помнишь последнего классного «медвежатника» на Москве — Паршина? Менты с ног сбились, облаву устроили, а он вот в этом банке ночевал.
— Да, — согласился Сергей, — никто и подумать не мог, что прячется ночами Паршин в самом банке на Мясницкой. Выдающегося таланта был жулик… Но я тебя, Кеша, об орлах более низкой квалификации хочу спросить.
Черч, почуяв свою нужность, побольше развалился и ритуально попросил закурить.
Капитан вручил ему «Мальборо» и сказал:
— «Современник» и театр Табакова бомбили последнее время немилосердно. И в театрах, и снаружи: я имею в виду угон тачек. Все более-менее приличные иномарки артистов и сотрудников увели. Словно б кто-то войну их хозяевам объявил.
Черч подсосал воздух щелью рта, свободной впереди из-за выбитых зубов, и проговорил:
— Слыхал кое-что. Сплошняком угоняли, бригада работала.
— Вот именно. Не случайные какие-то ухари. А раз команда старалась, то должны быть и слухи.
Кеша пощурился, озабоченно поморгал своими когда-то серыми, а теперь бесцветными от пьянки и лихой жизни глазами.
— На сто процентов не скажу, но думаю, что действовал Гриня Дух. У него сейчас новая команда. И гляжу, кое-кто из пацанов его нынче щедро гуляет.
— Гриня Дух? — стал вспоминать капитан. — Так он снова на Чистяках появился? Летом-то он пропадал куда-то.
— Ага. Контачил Дух с пиковыми — кавказцами. Ну и кантовался в их краях, там всегда работы много. Роскошная тачка им важнее жены.
— Да берут-то тачки здесь. Что, Гриня на Кавказе представительства своих шаек открыл? И где именно?
— А хрен его знает. У Грини полон Кавказ дружбанов, все готовы стол накрыть. Лето же было. Может, просто отдыхал. Точно знаю, что он в Грузии был, вино хорошее оттуда привез.
Бывший классный спортсмен-автогонщик Гриня имел кличку Дух, потому что во время афганской войны шоферил на армейских транспортах по афганским дорогам, простреливаемых настоящими «духами» — моджахедами. Да и лихачил на машине так, что у пассажиров дух захватывало.
После героического периода своей биографии Гриня, вкусивший азартной опасности, увлекся угонами машин у мирных московских граждан. Сидел за это неоднократно. В последнее время остепенился, то есть
