бумажке, скотчем клеили к обломку — и лишь после этого несли его к палатке и укладывали в большие ящики.
Нумеровали и собирали все подряд, даже осколочки размером с ноготь. По заснеженному склону бродили саперы в наушниках, с металлоискателями.
У дальнего края оцепления галдели люди.
Из третьей палатки вышел сгорбленный, с мучнисто-белым лицом подполковник в летной техничке, посмотрел на пронесшийся над самыми головами собравшихся Су-24МР[59] и спросил у прапорщика:
— В чем дело?
— Корреспонденты желают снимать, товарищ подполковник!
— Пусть оттуда снимают. — офицер прищурился. — А почему их так много?
— Там еще местные. Хотят помочь.
— Гоните их к … матери! — неожиданно яростно сказал подполковник.
— Мы гоним — а корреспонденты возмущаются! Слова говорят нехорошие! Сатрапы, мол, журналистов зажимаем, — пожаловался юный прапорщик, но подполковник уже не слушал его, развернулся, сгорбился и исчез в палатке.
Прапорщик пожал плечами и побежал к солдатам.
Выше по склону стояли два офицера в теплых защитных бушлатах, в бинокли внимательно осматривали окружающие склоны гор.
— Кто это? — спросил один, в новеньком бушлате, отвлекшись на подполковника.
— Комендант аэродрома. Люлин. — ответил второй, в бушлате старом и заношенном.
— Он болен?
— Нет… переживает. По нему тут целая комиссия приехала... Он отвечал за охрану аэродрома. Должен был выставить снайперов на позиции за сутки, а выставил только с утра. Пожалел ребят, чтобы ночью в снегу не задубели…
— Ты, никак, ему сочувствуешь?
— С каждым может случиться. Уволят теперь без пенсии…
— Это еще легко отделается. — жестко сказал второй, очевидно приезжий. — Когда снайперы ушли с позиций?
— С рассветом. Всю ночь контролировали — ничего.
— Вечером всех вернуть на места. И вызови из Грозного спецов департамента[60]. Там сейчас на базе группы 'алфавитов'[61] и из краснодарского управления. Настоящие волчары. У них противоснайперки есть, 'вэ-девяносто четыре'[62]... На коленях проси, в ногах валяйся, но вызови... Связь у твоих стрелков есть?
— Не у всех.
— Сделай, чтобы была у всех! Башкой отвечаешь! Перед выходом собери их, я проинструктирую. И организуй мне три группы захвата на машинах.
— Машины тоже со связью?
— Разумеется! Он где-то здесь должен быть…
— Кто?
— Та сволочь, которая сбила вертолет.
— Ты думаешь? А зам главного от КБ Миля сказал, что ошибка пилотов…
— У них всегда ошибка пилотов… Ночью было холодно?
— Так и сейчас не тепло.
— Это хорошо… Лишь бы ветра не было, не запуржило. Он вылезет из норы, обязательно!
Со стороны далекого аэродрома, стрекоча и сияя лопастями, внаклон заходили на них транспортные вертушки, с боков прикрытые грозно ощетинившимися всеми своими пушками «крокодилами».
— Полетим. Здесь — всё...
Тела погибших и ящики с обломками загрузили вместе.
Мертвым уже всё равно.
На летном поле Моздокского аэродрома мертвых сгружали с борта и везли на самодельный ледник, а ящики с останками вертолета — в большой ангар, прогреваемый непрерывно ревевшим моторным подогревателем, гнавшим горячий воздух по трем широким брезентовым рукавам.
На бетонном полу ангара белой краской изображен был силуэт Ми-26Т в реальную величину от носа до киля, с отметками для колес шасси. Множество усталых людей бродило вдоль силуэта, напоминающего очертания трупа, которые рисует милицейский дознаватель на месте преступления. Они тщательно раскладывали на свои места опознанные детали и обломки конструкции.
Вскоре притащили наспех сваренный скелет, который начал обрастать искореженным металлом. Сгорело много, но сохранившиеся листы обшивки представляли, как раз, наибольший интерес. Они были вырваны и разбросаны взрывом, оттого и уцелели при пожаре.
К вечеру на своих местах оказалось почти все найденное за исключением самых мелких осколков и нескольких странных фрагментов, единогласно признанных экспертами чужеродными.
Реконструкцию тщательно засняли со всех сторон.
— Ну какая тут, к едреней матери, ошибка пилота! — злобно щерился командир полка, потерявший лучший экипаж. — Видно же все, вон она куда вошла! — он гневно ткнул затянутой в кожанную перчатку рукой в явно развороченный внешним воздействием борт погибшей машины с остатками номера.
— Да я не возражаю! — пожал плечами заместитель главного конструктора и поправил шикарную теплую шляпу из светло-серого фетра. — Ракета, значит, ракета. Вы только на машину не валите!
— Ресурс продлен, движок из капиталки… — пробурчал зам командира полка по вооружению.
Посланец завода согласно закивал.
То, в чем он участвовал последние двадцать минут, были обычные в подобных ситуациях перепирательства представителей заинтересованных структур.
— Странное место! — сказал заместитель главного конструктора, задрав голову к потолку ангара.
Полковой командир смолчал.
Зато возмутился командир ОБАТО [63]:
— Вы не в Москве, дорогой товарищ! Нашли, что могли! У нас свободных помещений нет!
— Да я не об этом! — отмахнулся зам главного. — Не надо думать, что я бессердечная сволочь. Я просто разъезжаю на подобные оказии лет пятнадцать и уже сопереживать не могу, а то сам помру. Я имею в виду — странное место попадания. Во всех известных мне случаях прямого попадания ракета метила вертолету либо в выхлоп, либо в лопасти, если промахивалась. Она же с тепловой головкой самонаведения, идет в самое горячее место. Первый раз вижу, чтобы попадание было в кабину...
— Почему в кабину? — поинтересовался командир полка.
— А сами посудите — передние края бортов разворочены изнутри, днище, похоже, цело. Я надеюсь, все люки были закрыты?
Командир сурово глянул на дежурного по аэродрому.
— Так точно!
— Так, может, внутренний взрыв?
— Товарищ полковник, все было по инструкции! Пусть тут граждане не выступают!
Комполка насупился.
— Хорошо. — сдался штатский. — Если нет спорных мнений, пойдемте писать акт осмотра и предварительное заключение. Надо создавать другую комиссию, расширенного состава. Пусть пэ-вэ-ошники еще посмотрят. Нет возражений?
Возражений не последовало.
Попадание ракеты, как бы ни цинично это не прозвучало, устраивало всех присутствующих.
Они вышли из ангара с чувством облегчения и исполненной работы. Остальное было уже не по их части. Порыв ветра, неся снежный заряд, налетел, сорвал с лысой головы зам главного конструктора его