по избе да молись в передний угол на лики святых угодников. Окромя того, скажу тебе: покуда не примешь тополевое крещение в ильин день, жить в доме будешь невестою. Не помышляй до той поры о грехе – срам выйдет; из дома выгоню, яко овцу приблудную. Опосля крещения, если венок твой не утонет, сотворим службу всенощную
– Аминь, аминь! – откликнулась тучная Степанида Григорьевна, поднимаясь с коленей. За нею – Меланья. Покорная, маленькая и хрупкая – в пальцах переломить.
– Эх-хе, который тебе год, Меланья? – Склонив голову, Прокопий Веденеевич прощупывал строгим взглядом невесту Фили.
– Шестнадцатый миновал.
– Отчего такая худущая? Может, немочь какая пристала?
– Не хворая я, – воркнула Меланья.
– Ишь ты! Стал-быть, порода квелая. Ну, может, наберешь к ильину дню тела. Харч у нас добрый. Свое едим, на чужое не глядим.
Меланья со Степанидой Григорьевной, рука в руку, сдержанно и степенно прошли в дом.
– Как же со свадьбой, тятенька? – Филя еще не успел сообразить, что значит наказ отца.
– Дурак! Где ты видывал, чтобы по нашей вере свадьбу правили? Аль мы рябиновцы-срамники? Аль новожены? Аль дырники? Мы от Филарета-праведника род ведем. Такой и обычай блюдем. Сказал: до ильина дня пальцем не тронь! Тому и повинуйся.
У здоровяка Фили дух перехватило. Неужели он будет жить под одной крышей с такой вот писаной красавицей Меланьей и глядеть на нее до ильина дня, как кот на сало? Да он за такой срок распухнет. «Силов у меня не хватит, одначе, – туго соображал Филя. – Ну, да, может, тятенька уедет на ярманку!..»
Прокопий Веденеевич и в самом деле уехал на ярмарку в Минусинск. Филя в тот же день подступил к Меланье, но та отпрянула от него, как дикая коза.
– Не трожь! Не трожь! – А из глаз словно искры посыпались.
– Да ты што, холера? Мужик я тебе аль нет?
– Никакой не мужик. Сказывал Прокопий Веденеевич, чтоб пальцем не касался. И не касайся!
Округлые карие глаза Меланьи под черными ресницами не выражали никакого чувства, кроме ужаса. Втиснувшись в передний угол, сложив ладошки на груди, бормоча молитву, она казалась беспомощной и в то же время недоступной под образами. Филя топтался возле стола, уговаривал невесту, чтоб она позволила ему посидеть с нею рядышком.
– Экая ты пугливая.
– Какая есть, а наказ Прокопия Веденеевича сполню. Если будешь приставать, закричу. И Прокопию Веденеевичу скажу, как ты меня сильничаешь.
– Што ты, што ты! – перетрусил Филя. – Я вить шутейно…
На том и отступил Филя от невесты. Глядел на нее, мучился, а тронуть не смел.
По приезде с ярмарки Прокопий Веденеевич, не успев оглядеться и показать обновы, позвал Меланью в горницу и, ткнув пальцем на икону богоматери, спросил:
– Чиста ль ты, Меланья, перед богородицей?
– Чиста, Прокопий Веденеевич.
– Побожись и крест наложи на себя.
Меланья стала на колени, наложила на себя крест и побожилась.
– Ну, слава те господи, не согрешила. А мне-то поблазнилось худое. В глазах у те испуг заметил.
– Филя приставал ко мне, батюшка. В передний угол загнал. Думала, сгину.
– Ах ты паскудник! Вразумлю, стервеца. – И вразумил. Позвал Филю в завозню и так крепко выпорол ременным гужом, что Филя неделю не мог лечь на спину.
II
До весны – за кроснами. Невеста и свекровка ткали за двумя станками. Меланья – тонкий холст из льна; свекровь ткала по суровой основе шерстью – холст для поддевок и однорядок.
Начинали при лучине и разгибали спины при лучине.
Привычные к работе руки машинально перекидывали челнок из стороны в сторону по основе, и виделось Меланье приволье таежное, посиделки на вечерках у Юсковых и Вавиловых, на которые она и в девичестве не смела заглядывать. Ах, если бы ей хоть разок довелось побывать на такой вечерке, встретиться бы с парнями. Такие ль они увальни, как Филя Боровиков?
Сядет Филя возле кросен Меланьи, если в доме нет отца, и глядит клейким взором на невесту, облизывает толстые губы, вздыхает. Зальет румянец щеки Меланьи, но не вспорхнут ресницы, не откроют карих глаз.
– Ты хоть глянь на меня, – взмолится Филя.
– Видела. Што глядеть-то? Ткать надо.
– Может, я весь иссох. И ты иссохнешь. Мыслимое дело – терпеть до ильина дня! Хоть бы ты смилостивилась.
Меланья еще ниже уронит голову или стянет платок до бровей.
