– В таком случае будьте осторожны. Лучше вам не показываться на людных больших улицах.
– А… что он здесь?
– Вы же знали, что он большевик? – Да.
– Ну, так вот. Он предал немцам батальон на фронте, и в том, как это ни тяжко, повинен я. То есть не я, а некий полковник Толстое.
Дарьюшка ничего не поняла из того, что сказал полковник и он же отец Мирон. Полковник продолжил:
– Я настоял перед тогдашним командиром гарнизона генералом Коченгиным присвоить прапорщику Боровикову звание штабс-капитана и назначить командиром батальона. Своими руками ввел рыжую свинью в каретный ряд. Но увы! Свинья осталась свиньёю.
Дарьюшка – ни слова, но глаза у нее потемнели. Она не забыла, как полковник говорил тогда, что на фронте Тимофей спас ему жизнь и честь.
Полковник говорит, что по тайному приказу Ленина большевики на фронте разложили армию: батальонами, полками сдаются в плен немцам. Одним из таких предателей оказался штабс-капитан Боровиков. Сейчас он приехал в Красноярск из Петрограда. По личному поручению Ленина. Теперь он, понятно, не штабс-капитан, а чрезвычайный комиссар по продовольствию и член военно-революционной тройки. Опасная фигура.
– Он тогда не был таким, – сказала Дарьюшка.
– То есть когда?
– В девятьсот четырнадцатом. В ссылке.
– Они все были добренькие и тихенькие в ссылках. И Боровиков, и здешний Дубровинский, и некий Вейнбаум. Теперь они показали себя во всем своем блеске и великолепии!
– Можно? – раздался голос хозяина.
– Пожалуйста, – пригласил отец Мирон.
Хозяин притащил фыркающий паром самовар, сообщив, что к отцу Мирону пришли почетные гости на чашку чая…
VII
На другой день, также под вечер, на паре отдохнувших рысаков Дарьюшка с кучером Микулой подкатила к двухэтажному деревянному дому на Набережной возле пристани, где снимал квартиру на втором этаже капитан Грива. Капитана не было дома – он зимовал в низовье Енисея в Подтесовой со своим пароходом «Орел», на котором плавал после «России».
Инженер Грива обрадовался нежданному приезду жены, не подозревая, что Дарьюшка сутки как в городе.
– Не окоченела, создание богов? – тискал Гавря. Нет, Дарьюшка не замерзла…
– Заезжали греться в Лалетино. Тут совсем рядом, – соврала мужу, пряча виноватые глаза.
– Побей меня гром, рад! Давно бы так.
Тетя Лиза – бездетная жена капитана, тоже обрадовалась приезду Дарьюшки и не знала, чем ее угостить.
– Ах, боже мой! – вспомнила Дарьюшка. – Я вам привезла гостинцы. Туес меду, варенья, крупчатку на рождественские праздники и орехов целый мешок.
– Да ты у меня молодчага, расщепай меня на лучину! Если бы и жена ответила ему таким же искренним объятием!
VIII
Горел ночник – электрическая лампочка под стеклянным абажуром. Дарьюшка лежала на кровати и думала. На лепном украшении потолка она увидела извилистую змейку трещины. Такая же трещина прошла по ее сердцу.
За письменным столом Гавря читал бумаги, фыркал и беспрестанно курил. Затрещал телефон, и он взял трубку.
– Он самый, – ответил. – По кузнецовским приискам? Читаю. Да. Ну-ну. Вранье, извините, товарищ Дубровинский. Все шито белыми нитками. Золото Кузнецов запрятал так же, как и Ухоздвигов. Да-да. Да нет, видите ли. Я не один. Жена приехала. Да. Да. Если вырвусь – буду.
Положив трубку, Гавря сказал, что его вызывают в губернский Совет с документами по приискам Кузнецова.
– Тут такие дела с приискателями!
– Нет, нет! – встрепенулась Дарьюшка. – Я долита тебе сказать… – И глаза ее, встревоженные, сцепились в каком-то странном поединке с большими, серыми глазами Гривы. Он стоял возле кровати, и Дарьюшка держала его за руку. – Так дальше жить нельзя, Гавря. Ты меня должен понять. Я…
Дарьюшка прижалась щекою к руке мужа:
– Сейчас такое время, Гавря. Такое опасное время! О боже! Разве ты не видишь, что творят большевики? Здесь, в Сибири, в Петрограде, по всей России! Это же гибель, гибель!
– Побей меня гром, откуда ты набралась страхов?
– А разве ты сам не видишь?
– Вижу, святая душа. Вижу. Большевики – подходящие мужики, стоящие. Без вранья. С ними работать
