Случившийся поблизости милицейский осведомитель сию фразочку запомнил и доложил своему куратору Максу, ожидая от последнего скромное вознаграждение в размере трех бутылок водки.
Но не дождался.
Выделяемые на оплату услуг "барабанов[76]" суммы пропивались оперативниками еще в начале года, так что к ноябрю о деньгах оставались лишь смутные воспоминания, и как-то материально поддержать своих добровольных помощников можно было только путем привлечения их в качестве процессуального лица при проведении следственных действий. Что Виригин и сделал, отправив осведомителя понятым на осмотр места двойного убийства, случившегося на складе ликеро-водочного завода и являвшегося обычнейшей бытовухой на почве ссоры после употребления крепкой алкогольной продукции — бригада грузчиков-аборигенов не сошлась во мнении с пришлыми экспедиторами насчет необходимости применения военной силы против Ирака и в качестве последнего аргумента убеждения оппонентов использовала ломы и снятый с пожарного щита топор.
Выгнать следственную бригаду и понятых с завода удалось только через месяц.
Тридцать дней те скрывались на территории, перебегая от одного штуцера к другому и воруя ящики со спиртным прямо из кузовов подготовленных к выезду в магазины грузовиков…
Путь Макса к однокласснице «Борюсика» был извилист и долог.
Виригин несколько раз останавливался у ларьков и подкреплялся пивом, сел не в тот троллейбус и уехал на другой конец города, храбро бился на станции метрополитена с дебелой дежурной, не желавшей пускать шатавшегося опера на вверенный ей эскалатор, долго травил в конце перрона станции «Достоевская», при подъезде к которой его укачало, час искал нужный дом, приставая на улице к шарахавшимся от него прохожим и, в результате, ошибся квартирой.
Всё было бы ничего, если бы за той дверью, в которую позвонил оперативник, не проживал родной младший брат начальника питерского ГУВД Курицына.
Выглянув на лестничную площадку и узрев там какого-то толстого бухарика в грязной одежде, ожидавший приезда юной любовницы родственник городского Мусорбаши [77] хотел было в грубой форме послать алконавта, но не успел.
Виригин, чьи мозги окончательно заклинило в процессе «лакировки» выпитых водки и портвейна пивом, завопил:
— Попался, гад! От нас не уйдешь! — и ударил визави носком ботинка под коленную чашечку.
Затем опер схватил согнувшегося от боли младшего Курицына за грудки и втолкнул в квартиру.
После чего запер дверь, приставил ошалевшему брату начальника ГУВД пистолет ко лбу и начал требовать признательных показаний в соучастии в убийстве мясоторговца, а также — «добровольной выдачи» запаса снарядов к пушке и адресов подельников.
Курицын-младший вяло посопротивлялся, получил по зубам рукояткой потертого ПМа и дал Максу прямой телефон Мусорбаши, чтобы тот разрулил ситуацию.
Виригин, в предвкушении «блестящего раскрытия», немедленно позвонил.
Как решил перевозбужденный Макс — по номеру главного организатора и заказчика преступления.
На беду «убойщика», генерал-полковник Курицын оказался на рабочем месте и в течение десяти минут ошалело слушал доносящиеся из телефонной трубки угрозы в свой адрес, вскрики брата, которого Виригин обещал пристрелить на месте, если «организатор» не явится с повинной, и цитаты из Уголовного Кодекса, коими опер подкреплял свои многоэтажные матерные сентенции.
Наконец, до Курицына-старшего дошло, что с ним говорит один из работничков отдела полковника Шишкина.
Генерал-полковник, не прерывая соединения с городской линией, по внутренней связи вызвал к себе «Едрён батончика» и молча передал тому трубку, из которой продолжали сыпаться рубленные бессвязные фразы Виригина. Начальник «убойного» отдела ГУВД едва не скончался на месте от ужаса, и попробовал осторожно и мягко вразумить своего подчиненного.
Услышав голос «любимого руководителя», балансирующий на грани потери сознания пьяный Макс страшно обрадовался и решил, что Шишкин, со своей стороны, тоже вышел на «организатора» и сейчас проводит у того обыск. Поэтому, дабы не мешать полковнику колоть «главного преступника», Виригин бросил трубку и с удвоенной энергией накинулся на «подозреваемого», не обращая внимания ни на начавший тут же трезвонить телефон, ни на крики на лестнице, куда по прямому приказу Мусорбаши прибыла группа захвата из местного РУВД и блокировала подъезд, ни на вой сирен и всполохи красно- синих огней на улице, ни на передаваемые через громкоговорители предложения немедленно сдаться.
Потом подтянулся СОБР и для начала вынес железную дверь в квартире этажом ниже.
Вместе с куском несущей стены.
Разумеется, сей печальный инцидент случился в силу элементарной ошибки, а не из-за тупости бойцов…
К тому же, по причине важности мероприятия использовалась взрывчатка. Причем пластида не пожалели, заложив в дверную коробку колбаску граммов на триста.
Дом вздрогнул, с потолков посыпался мел и все перекрытия просели сантиметров на десять.
— Руки в гору! — заорали одетые в камуфляж бойцы, и наставили автоматы на голого волосатого хачика[78] лет сорока и длинноногую пухлощекую блондинку, с которой дитя гор только-только собрался слиться в экстазе всего за пятьдесят долларов. — Лежать! Работает СОБР!
— Ой, мальчики! Вы к нам? — радостно спросила блондинка.
— Она сказала, что ей уже есть восемнадцать! — успел выкрикнуть гость из Закавказья и огреб прикладом автомата по выдающемуся во всех отношениях носу и сапогами в иные части организма.
Однако до смерти хачика не запинали.
Так, лишь для вразумления, разминки и дабы отбить охоту спать с белыми женщинами.
Умные собровцы быстро, всего за пятнадцать минут, сориентировались в происходящем, еще раз уточнили у своего руководства адрес, бросили потерявшего остатки сознания носатого торговца хурмой на разгромленной кухне и кинулись на выход.
Чтобы не повторяться, бойцы изменили тактику штурма, пошли по веревкам с крыши и бодро ворвались в жилище Курицына-младшего через окна, забросав комнаты гранатами со слезоточивым газом. Тем самым они, однако, только усилили мучения избитого и связанного родственника начальника ГУВД, ибо к этому моменту силы у Виригина давно закончились, он уже с полчаса мирно спал под включенным теплым душем в ванной и на «Черемуху» не реагировал…
Не прошло и суток с момента выноса бесчувственной тушки Макса из квартиры брата Мусорбаши и начала служебного расследования, организованного «Едрён батончиком» по горячим следам, как отличился Любимов.
ГЛАВА 3
У МУСОРОВ ТАКАЯ ДОЛЯ — ИМ НЕ ПРОЖИТЬ БЕЗ АЛКОГОЛЯ…
В детстве оперативник-"убойщик" Жора Любимов был евреем, носил фамилию Горелик и портфель Жене Богданову — самому толстому и сильному мальчику в классе, безуспешно терзал скрипку в музыкальной школе и мечтал о том, как они с мамой уедут к перебравшейся в Хайфу тете Циле.
Будут кушать апельсины, ходить по субботам в синагогу и готовить фаршированную курочку по вырезанному из газеты рецепту Голды Меир [79].
Но время шло, а документы на выезд так и не появлялись.
Циля Бушман, в девичестве Коган, не спешила сажать себе на шею ленивых и прожорливых питерских родственников, всячески оттягивала момент оформления приглашения, а спустя пару лет и вовсе пропала, переехав из Хайфы в Тель-Авив и «позабыв» оставить кузине Саре свой новый адрес…
Мадам Горелик за время учебы отпрыска в школе и театральном институте сменила трех мужей, если не считать изгнанного из семьи биологического папаню Жоры, исчезнувшего в неизвестном направлении, когда кучерявому мальчугану было всего два года, и наградила сына фамилией второго по счету супруга, заодно посоветовав ему записаться гоем [80] при получении паспорта. Что экс-Горелик, ставший Любимовым, и сделал.
Третий муж Жориной мамы оказался весьма перспективным спекулянтом, жутким пройдохой и они
