прекращать операцию. Я видел, что дело валится, и сделал еще одну попытку: собрал фотографии всех женщин, которых мы успели зацепить за эти дни, и пошел по салонам с обходом.
Лерман замолчал, роясь в портфеле.
— Ну?! — вскричала Пушок, стуча ногами от нетерпения.
— Сейчас... где же они... Вот... — и опер бросил на стол пачку снимков.
Там была и жена Дудрилина, снятая неизвестно кем, и Валентина Пономарева, художественно запечатленная Лехельтом с мандарином, и ее соседка по электричке, и еще несколько женщин, которых никто из разведчиков не знал и фотографии которых Лерман подложил в пачки по каким-то одному ему известным соображениям. Андрей взял снимок Пономаревой, подумал, что она, возможно, соучастница сегодняшнего покушения... Кира глянула на него внимательно.
— Вот эта. — Лерман выбрал из кучки снимок молодой красивой женщины с букетом. По странному освещению и тону лиц было видно, что снимали аппаратурой ночного видения. — Ее опознали в четырех салонах. Она была там точно в то время, когда Изя приходил к месту встречи. Дама видная, а у администраторов салонов глаз пристрелян. Из окон салонов все места прогулок горного еврея просматриваются прекрасно. В трех заведениях она была записана под чужой фамилией, в одном, последнем, — под своей. Она приходила туда с молодым парнем, и ей неловко было называться иначе.
Фотография пошла по рукам. Никто из присутствующих не видел раньше такого снимка.
— А если это не резидент, а связной? — озабоченно спросил Клякса.
— Может быть, Костик. В нашем деле все может быть. На окне ее квартиры — антенна спутниковой связи. Я привез ребят из техотдела посмотреть на антеннку. Они сказали, что под нее замаскирована антенна спутникового телефона стоимостью пятнадцать тысяч долларов. У Дудаева такой был, когда его грохнули. Остронаправленный луч. Мы поставили рядом наш пеленгатор, будем ждать сеанса связи. Вряд ли это радистка Кэт.
— Значит, я был прав! — самодовольно сказал Ролик. — Резидент — женщина!
— Как вы на нее вышли? — спросил Клякса.
— Твой Морзик заснял. Вы, ребята, не зря мотались пятеро суток без отдыха. Птичка все-таки попалась в сеть. Вы ее зацепили. Ей двадцать пять лет. Она хозяйка туристического агентства, каждый год имеет хорошие заказы. За ней ухаживает парень-охранник из “Красной шапочки”...
— Такие дела — и женщина... — покачал головой Волан. — Удивительно!
— Это не просто женщина, — ответил Лерман, щурясь. — Это талантливая женщина. Она создала организацию, которую я не мог разрушить шесть лет. Она очень талантливая. Сосунок из салона, я думаю, и не подозревает, с кем он связался.
— Будете брать? — поинтересовалась Кира. Ей представилась сцена задержания и досмотра этой красавицы.
— А против нее по-прежнему ничего нет. Ничего, кроме хождения по косметическим центрам, а это не возбраняется законом. Нет, мы будем пасти ее. Мы поставим на прослушку все ее телефоны, накроем плотно весь круг ее общения, через иностранный отдел главка или через военную разведку подсунем ей дезу — а через полгода какой-нибудь молодой опер с блеском проведет операцию по ее задержанию с поличными. Получит орден и повышение. Я буду уже на пенсии, узнаю об этом по телевизору — и порадуюсь. Кстати, где ваш Морзик? Я что-то его не вижу. Хотел сказать ему спасибо за этот снимочек и даже извиниться, что продержал его сутки на дежурстве... Он от этого не похудел...
Только теперь разведчики обратили внимание на отсутствие Черемисова.
— Пушок, где твой старший? — спросил Зимородок. — Нечего тут плечами пожимать, докладывай.
— У него важная встреча с агентом, — обиженно сказала Людочка. — Из отдела здравоохранения.
Мужчины понимающе заулыбались. Вовка вырвался наконец, куда хотел.
— Позовите Тыбиня! — распорядился Зимородок. — За такие новости надо выпить. Ролик, сгоняй за ним. Он в комнате инструктажа на стульях дрыхнет. Мы ему налили ударную дозу... — пояснил Костя Лерману, — чтобы стресс согнать.
Тяжело топая ногами, пришел заспанный Старый. Молча, не спрашивая, взял в руку протянутый стакан с четвертью коньяка.
— Тихо! — скомандовал Зимородок. — Тихо. Сегодня у нас сразу несколько событий. Вернулся наш Волан... — все захлопали, и Костя повысил голос: — Вернулся наш Волан и будет дежурить оперативным по базе.
— Через два дня заступаю, — скромно улыбаясь, сказал Арцеулов.
— Благополучно завершилась наша работа, — продолжал Клякса. — Мы никого не потеряли. Уходит на пенсию Борис Моисеевич Лерман, сотрудник СКР с шестьдесят первого года...
— С шестидесятого, — ворчливо поправил опер и потрогал зачем-то очки.
— Наша Кира Алексеевна показала чудеса меткости и решительности, и теперь ей можно хоть в цирке выступать! Миша, целуй свою спасительницу, не стесняйся! И есть еще одно событие... — Зимородок помолчал. — Даже не знаю, радостное оно или не очень. Кому как, наверное. Я, конечно, бывал с вами груб... может быть, недостаточно внимательно относился... Короче, я ухожу от вас. Назначен заместителем начальника второго отдела. Вот такие пироги.
Зимородок несколько растерянно замолчал — и все в комнате умолкли, глядя на него. Тыбинь так и остался стоять, поднеся стакан к открытому рту.
— Давайте выпьем, что ли... — пробурчал он. — Столько новостей без пол-литра не усвоишь...
— Да, да! — зашумели “наружники”. — Давайте выпьем!
Это был традиционный русский выход из любой неловкой ситуации.
— Я тоже хотел сказать... — произнес Старый, утирая губы и занюхивая коньяк лимончиком. — Я, наверное, тоже уйду. Мне Дудрилин место предложил... на постоянку. За два дня я у него заработал больше, чем в службе за два месяца... а мне теперь деньги будут нужны. Выслуги у меня хватает.
— И я тоже, — поспешно сказал Андрей Лехельт. — Раз все разбегаются, и я буду уходить. Надо доучиться... и вообще.
Лерман и Зимородок переглянулись. Опер опустил голову и пожал плечами: его это мало касалось. Костя посуровел, лицо его обрело прежнее властное выражение. Он решительно хлопнул твердой, как доска, ладонью по столу.
— Вы что — охренели вовсе?! А кто на улицах работать будет — Кира с салажатами?!
Он нервно махнул мускулистой рукой в сторону Ролика. Тыбинь смотрел мимо, будто речь не о нем. Лехельт виновато поежился и сказал:
— Все равно — надо же когда-нибудь уходить. Еще Морзик остается...
— А, Морзик... — Зимородок отмахнулся. — Предупреждал меня Сан Саныч, а я ему не верил! Говорил: что вы, Саныч, мои ребята не сбегут... Что мне теперь — отказываться от назначения?! Тогда останетесь?
Повисла неловкая пауза, и даже находчивый Волан не придумал, чем бы ее разрядить.
Тут в комнату отдыха заглянул дежурный, оглядел хмурые лица разведчиков и мигнул Тыбиню.
— Миша, тебя у проходной какая-то девочка спрашивает. Говорит — не уйду, пока живого не увижу. Рубцов с ней уже разругался — она так его послала!.. Даже повторить отказывается.
Старый поморгал глазами в недоумении, посопел, почесал пятерней взлохмаченную тяжелую голову и вышел, покачиваясь и ударившись пудовым плечом о косяк.
— И я пойду посмотреть! — радостно сказал Ролик. — Константин Сергеевич, можно?! Людка, пошли!
Сначала молодежь, а потом и старшие потянулись к выходу, чтобы разрядить ситуацию. Последней вышла Кира, всем своим видом показывая, что уж ей это нисколько не интересно. В комнате отдыха на “кукушке” остался сидеть за столом лишь старый опер Лерман, вздыхая, копаясь в портфеле и приводя в порядок бумаги.
Рита молча схватила Тыбиня за толстый вязаный свитер на бочкообразной груди, не дав сказать ни слова.
— Ты, пьяная ментовская образина! — шипела она, дергая свитер в бесполезных попытках тряхнуть как следует могучее тело. — Если хочешь меня еще раз увидеть — бросай к черту свою работу! Я не желаю больше оставаться одной, не желаю! Лучше я тебя сама убью!
