– Не боись, – доктор химических наук отставил стакан. – Я не веселья ради, а эксперимента для... Итак, продолжим. Днища больших кораблей, что участвовали в маневрах, никто не проверял...
– Но говорили же...
– Мало ли, что говорили! – Александр Николаевич прервал отпрыска. – Водолазные команды были стянуты к месту аварии, «Молотобойцевым» никто не занимался. Он вообще ушел неизвестно куда. Рядом со спасателями «Петр Великий» торчал... Про «Молотобойцева» вообще начали вспоминать только недели через две. Как, кстати, и про большой противолодочник «Адмирал Пастухович». В принципе, тоже возможный виновник столкновения. Масса позволяет... Но во всей этой истории технические нюансы – не главное. Основное – моральные. Когда комфлота, допустившего подобную катастрофу, вместо камеры отправляют сенатором в Совет Федерации, начштаба того же флота не засовывают в лагерь, а назначают помощником представителя Президента, это говорит о том, что в стране полный развал. Глава государства настолько слаб, что не может наказать явных виновников трагедии и не способен добиться честного расследования.
– Думаешь, он знает правду?
– Чёрт его разберет, – Рыбаков-старший погрустнел. – Может – знает, может – нет... ГРУ и ФСБ должны были, конечно, ему доложить. Но дошли ли доклады непосредственно до Президента, не стопорнули ли их на уровне референтов, выгодно ли начальникам этих ведомств ссориться с генпрокурором – мы не знаем. На том уровне политики, где вращаются министры и президенты, значение имеет выгода взаимоотношений, а не честность. И уж тем более – не жизни единиц электората. В статистическом плане сто восемнадцать погибших моряков или несколько тысяч убитых в Чечне и членов их семей никакого влияния ни на что не оказывают и на результатах выборов не сказываются.
– Печально.
– Конечно, печально, – согласился доктор наук. – Однако сие есть объективная реальность...
– А ты с флотскими много общался? – поинтересовался Денис.
– Достаточно.
– Химоружие им делал?
– Не совсем, – Александр Николаевич улыбнулся. – С топливом для одной хитрой ракеты возились. Сейчас уже можно рассказать... В общем, где-то в семидесятых годах какой-то «светлой голове» то ли в Политбюро, то ли в Генштабе пришла идейка о заброске наших диверсантов на территорию Штатов путем помещения их внутрь ракетной боеголовки.
– Это как?! – удивился Рыбаков-младший.
– О-о, эта история достойна целого романа! – бывший химик окончательно развеселился. – Если коротко, то диверсанта вознамерились затолкать в ракету и пальнуть ею с подлодки. Такой мини-Гагарин... В конце траектории, уже над территорией противника, боеголовка должна была раскрыться и наш храбрец из нее выпадал.
– На парашюте, что ли?
– Бери выше! Не на парашюте, а на складном дельтаплане! И скрытно подлетал бы к объекту диверсии... Здравое зерно в этом безумии было, однако небольшое. Проще было бы просто ракетой шарахнуть, раз уж выпускалась. Но задачу поставили однозначную – запустить человека... При этом никто не думал о том, что неподалеку от места высадки диверсанта хлопнутся обломки ракеты с клеймом «Сделано в СССР», что запуск засекут, что после такого полета пилот вряд ли будет способен на самостоятельные действия и прочее. Приказ отдали – и вперед. Вот мы и ухлопали год на разработку топлива, которое вело бы ракету мягко, не превышая безопасного для человека ускорения.
– И как, были настоящие полеты?
– Были. Правда, до пальбы из подводного положения не дошло, стреляли на полигоне... В целом, эксперименты закончились успешно. Куклы выпадали из боеголовок точно в назначенное время, да и нагрузки были приемлимыми. Но подвели смежники. Складной дельтаплан так и не сделали. А когда мы решили перейти ко второй фазе и попробовать пульнуть живым человечком с парашютом, программу прикрыли. По слухам, тот орел, что ее придумал, оказался психом. Его вроде с коллегии минобороны сразу в дурдом отправили, когда он выступил с очередным гениальным планом сделать бомбу, которая взрывается три раза подряд...
– Аркаша! – Вазелиныч [111] пихнул Глюка локтем в бок. – Вон он, этот Подмышкин! С каким-то штрихом базарит!
Клюгенштейн отвлекся от управления своей золотистой «Acura MDX», которую он пытался впихнуть между троллейбусом и груженым песком огромным самосвалом, невесть как оказавшимся в центре города, и повернул голову направо.
– Где?
– Да вон же, вон! – молодой браток начал тыкать пальцем в двух субъектов, о чем-то беседующих в тени Ростральной колонны.
Аркадий оглядел парочку.
Коротышка в обтягивающем его тельце, как презерватив, белом кожаном плаще что-то втолковывал унылому молодому мужчине, лицо которого выражало явную скуку. Недомерок подпрыгивал на месте, размахивал руками и указывал своему визави на бастионы Петропавловской крепости.
Рядом с парочкой застыли два «мерседеса»: ярко-красный Е-класса, с украшенной надписью «320 4- matic» крышкой багажника, и черный S-класс, за рулем которого сидел мрачный водитель.
– Хм-м, – Клюгенштейн прищурился. – Подмышкин, насколько я понимаю, в белом. И не жарко же ему...
– Ага! А как ты догадался?
– Просто второй штрих – Андрюша Лиходей, генеральный директор «Питер-Энерго», – Глюк вернулся к прерванному занятию и смог-таки протиснуться в образовавшийся просвет между машинами. – Были у нас связанные с ним дела, так что в харьку я его знаю... Интере-есно, блин.
– Что интересно? – не понял Молодцов.
