– Ты не ошибся? Может, это не тот перец? – спросил Молодцов.
– Да тот, тот! – Григорий еще раз внимательно посмотрел в сторону черного «мерседеса». – Сто процентов – он.
Денис опустил бинокль и погрузился в размышления.
Общие дела главного питерского энергетика и оптового торговца наркотой были новой вводной, полностью меняющей весь расклад.
Подмышкин порычал двигателем гидроцикла, взял старт и помчался параллельно гранитной набережной стрелки Васильевского острова.
Ганиев и Суходрочко картинно застыли у парапета с «калашниковыми» наперевес. На стволы автоматов были навернуты специальные белые пластмассовые насадки для стрельбы холостыми патронами.
Один из операторов взял крупным планом ухо ведущего ток-шоу «Форточки», в котором болталась маленькая серебрянная сережка. Дырка для серьги была крупновата, ибо она прокалывалась не врачом, а пробивалась гвоздем в ту пору, когда никому неизвестный Ганиев околачивал груши в театральном институте.
В один из декабрьских дней тысяча девятьсот восемьдесят девятого года, а именно – вечером в субботу, будущий ди-джей и секс-символ пристал к своему однокурснику с делом «на миллион», попросив того помочь в проколе уха, дабы заявиться на дискотеку с серьгой в оном.
– Но я не умею! – попытался отбрехаться сокурсник. – Я ж не доктор! Я даже не знаю, как это делается!
– Фигня! – заявил готовый к такому повороту разговора Ганиев. – Я всё приготовил! – И достал из полиэтиленового пакета гвоздь-сотку [159], молоток на длинной рукояти, флакон одеколона для дезинфекции инструмента и серьгу.
Однокурсник понял, что увильнуть от помощи Дмитрию путем ссылки на свой дилетантизм в такого рода мероприятиях ему не удасться, и стал жалобно сетовать на боязнь вида крови.
– Короче, – Ганиев прервал нытье приятеля. – Тут делов на шесть секунд. Можешь с закрытыми глазами всё делать, если такой пугливый... Я положу ухо на подоконник, приставлю гвоздь, а тебе останется только стукнуть по шляпке. Я бы и сам сделал, но одному неудобно. Всё нормально будет, ударишь посильнее – и готово.
– Ну, смотри, ухо твое, – сдался однокурсник.
Бесстрашный Дима пристроил мочку уха на подоконнике, приставил гвоздь и приготовился.
Сокурсник примерился, тюкнул и вогнал острозаточенный стальной штырек по самую шляпку, качественно и надежно прибив ухо к подоконнику.
– Вытаскивай гвоздь! – завопил Ганиев.
– Чем? – развел руками помощник в деле пробивания уха.
– Ищи пассатижи! – Дмитрий задергался, кляня себя за непредусмотрительность.
Вечером в субботу найти в общаге театрального института пассатижи оказалось делом не совсем простым. Столяра на месте не оказалось, пьяный комендант заперся в своей комнатушке и на стуки в дверь не реагировал, у дамского контингента нужного инструмента отродясь не бывало. Так что доморощенный любитель пирсинга ждал сокурсника почти полтора часа, скрючившись у окна и стоически перенося насмешки бродивших по коридору студентов.
Еще минут пятнадцать ушло на извлечение гвоздя, заливку дырки в ухе одеколоном и примерку серьги.
Спустя весьма непродолжительное время, когда однокурсник Ганиева стал только-только приходить в себя от перенесенных переживаний, дверь в его комнату с грохотом распахнулась и на пороге материализовался Дмитрий с перекошенной от злости физиономией.
– Ты зачем из меня педераста сделал?! – с места в карьер начал Ганиев.
– В каком смысле? – осторожно осведомился сокурсник, прикидывая, кто из знакомых мог воспользоваться полуторачасовым беспомощным состоянием приятеля.
Кандидатов на роль «актива» оказалось на удивление много.
– Ты мне не то ухо пробил! – завизжал Дмитрий. – В это ухо только голубые серьги вставляют!
– Уф, ты об этом! – облегченно выдохнул приятель. – Но ты ж сам ухо на подоконник клал.
– А ты не мог меня поправить?
– Да я-то откуда знаю, какое ухо надо пробивать? Я ж не педик!
– Давай, другое пробиваем, – на свет Божий появились давешние молоток, гвоздь и одеколон.
Однокурсник решил не спорить, побыстрее отвязаться от прилипчивого Ганиева и привычным движением вколотил гвоздь во второе подставленное ухо, опять пришпилив пирсингомана к подоконнику.
– Вытаскивай, – сжав зубы, проскрипел Дмитрий.
– Я, это... – похолодел сокурсник, – я пассатижи уже того... отдал...
– Ну, так снова возьми! – Ганиев был близок к нервному срыву.
Происшедшее через сорок минут извлечение гвоздя превратилось в общеобщажное развлечение и живо напоминало хронику пыток в гестапо [160].
К несчастью для Дмитрия, на этот раз гвоздь вошел в сучок внутри доски подоконника, немного изогнулся и застрял. Так что дергали его с полчаса, регулярно отливая терявшего сознание от боли Ганиева
