Вильгельмштрассе, у меня была лишь одна мысль – добросовестно исполнять мой долг, и что с тех пор, как я убедился в неизбежности и неотложности войны, я знал, собственно говоря, только заботу и труд, и в бесчисленные дни и в бессонные ночи я жил только для моего народа.
В час, когда германская армия ведет тяжелейшую борьбу, и в Германии, подобно тому как в Италии, нашлась ничтожная маленькая группа людей, которая помогала, что сможет нанести нации удар в спину, как в 1918 году. На этот раз они жестоко ошиблись.
Утверждение этих узурпаторов, что меня нет в живых, опровергается с момента, в который я, мои дорогие немецкие сограждане, обращаюсь к вам с этой речью. Круг, представляемый этими узурпаторами, исключительно мал (тут вспоминаются знаменитые ленинские слова: «Узок круг этих революционеров, страшно далеки они от народа». – Б. С.). С германскими вооруженными силами и, в частности, с германскими сухопутными войсками, он не имеет ничего общего. Это ничтожно маленькая шайка преступных элементов, которая теперь будет беспощадно уничтожена.
Чтобы окончательно водворить порядок, я назначил рейхсминистра Гиммлера командующим всеми тыловыми войсками. Чтобы заменить временно выбывшего по болезни начальника Генерального штаба, я призвал вместо него в Генеральный штаб генерал-полковника Гудериана и назначил его, одного из испытаннейших военачальников Восточного фронта.
Во всех других учреждениях Рейха все остается без перемен. Я убежден, что мы после ликвидации этой ничтожной клики предателей и заговорщиков создадим в тылу ту атмосферу, в которой нуждаются бойцы на фронте. Ибо совсем недопустимо, чтобы в то время, когда на передовых позициях тысячи и миллионы солдат жертвуют последним, в тылу ничтожная шайка честолюбивых и жалких тварей могла бы пытаться препятствовать этой жертвенности.
На этот раз мы рассчитаемся с ними так, как это принято у нас, национал-социалистов. Я убежден; что в этот час каждый порядочный офицер и каждый храбрый солдат поймут наши действия.
Какая участь постигла бы Германию в случае, если бы покушение удалось, это могут представить, наверное, только совсем немногие. Я лично благодарен Провидению и Создателю не за то, что Он сохранил мне жизнь – жизнь моя состоит в заботе и труде для моего народа, – но я Ему благодарен за то, что Он мне дал возможность и впредь заботиться о народе и продолжать мою работу так, чтобы я мог ответить за нее перед моей совестью.
Долг каждого немца, кем бы он ни был, оказывать беспощадный отпор этим элементам, либо немедленно арестовывать, либо, при малейшем сопротивлении, без колебания уничтожать. Приказы по всем воинским частям отданы. Они будут беспрекословно исполнены согласно тем традициям повиновения, что присущи Германской армии.
Еще раз я особо приветствую вас, мои старые соратники, потому что мне оцять удалось избежать участи, которая для меня самого не таила ничего ужасного, но которая принесла бы много ужасов немецкому народу. Я вижу в этом перст Провидения, указывающий на то, что я должен продолжать мое дело и поэтому я его и буду продолжать».
Продолжать свое черное дело фюреру оставалось недолго. Через девять месяцев в бункере рейхсканцелярии, в пылающем Берлине, по улицам которого громыхали советские танки, Адольф Гитлер покончил счеты с жизнью, приняв яд и тотчас застрелившись, для надежности. Заговорщики же оказались отнюдь не «ничтожно малой шайкой». По обвинению в причастности к событиям 20 июля было арестовано несколько тысяч человек, из них около двухсот казнено, а еще несколько десятков офицеров предпочли самоубийство.
Гитлер, предавая арестованных беспощадному так называемому Народному суду, заметил:
«На этот раз я расправлюсь с ними безо всякого. Эти преступники предстанут не перед военным судом, где сидят их пособники и где затягиваются процессы. Они будут вышвырнуты из вермахта и предстанут перед Народным судом. Они не получат честной пули, а будут повешены как подлые изменники! Суд чести вышвырнет их из вермахта, и тогда можно будет судить их как гражданских лиц, так что они не запятнают престижа вермахта. Судить их следует молниеносно; не позволять им произносить никаких речей. И приводить приговор в исполнение в течение двух часов после его вынесения! Их следует вешать тут же без всякой жалости. И самое главное – не давать им времени для длинных речей. Ну, Фрейслер (председатель Народного суда. – Б. С.) уж об этом позаботится. Это – наш Вышинский».
Фюреру импонировал опыт советской «скорорасстрельной» юстиции 1930-х годов.
Опубликовавшую речь Гитлера 20 июля власовскую газету «Доброволец» редактировал тот самый Г. Н. Жиленков, имя которого фигурирует в протоколе допроса Таврина в деле о попытке покушения на Сталина. В редакционном комментарии, озаглавленном «Рука убийц отведена», по поводу неудавшегося заговора Жиленков верноподданнически клеймил Штауффенберга и его соратников:
«Жалкие твари хотели воспротивиться Провидению. Обезумевшие, неспособные мыслить, они решились на поступок, который, в случае его удачи, принес бы не только немецкому народу, но и всему цивилизованному миру безграничное несчастье (цивилизованный мир был совсем иного мнения. – Б.С.).
Нас пока не интересует, кто стоит за этими преступниками, подкуплены ли они были или уговорены. Для нас только важно установить, что нашлись негодяи, готовые на это преступление… История учит, что всегда и при всех обстоятельствах находились люди, преступный инстинкт или болезненное честолюбие которых делало их орудиями либо их порочного характера, либо их вдохновителей. Народы Франции, Англии, Америки, России и ряда других государств знают на своем опыте о подобных преступлениях и о связанных с ними последствиях (здесь бывший секретарь райкома партии имел в виду революции и террористические акты, столь роковые в истории этих стран. – Б. С.). Преступное знамя, под которым стояли покушавшиеся на жизнь фюрера, не имеет ничего общего с той непоколебимой законностью истории, которая рождает все великое путем жертв и страданий…
Мы, русские люди, ставшие на совместную борьбу против врагов культуры и цивилизации, большевиков и плутократов, счастливы, что вождь европейской освободительной борьбы Адольф Гитлер может продолжать свою историческую миссию. Мы знаем, что рука человека не в состоянии задержать развитие того, что решает высшая справедливость. И мы знаем также, что наша совместная борьба приведет к освобождению нашей любимой Родины, нашего великого русского народа, все чаяния которого устремлены на час его освобождения…
Адольф Гитлер покажет и нам путь к счастливому будущему. В уверенности этого мы приносим вождю общеевропейской освободительной борьбы наше искреннее и радостное приветствие. Да здравствует русско-немецкое боевое содружество!»
Власова, Жиленкова и других руководителей РОА можно понять. Ведь они находились в самом тесном контакте со многими из заговорщиков, в частности, с самим Штауффенбергом и полковником бароном Фрейтагом фон Лорингофеном, покончившим с собой через несколько дней после покушения. Власовцы могли всерьез опасаться, что и их притянут к заговорщикам со всеми вытекающими отсюда драматическими
