Кира бежала наперерез что есть силы. Туфли слетели с босых ног на первых же шагах. На ее счастье, расстояние до остановки от угла здания вокзала было меньше вдвое, чем от дверей…
—Кураев, стоять! — крикнула она что есть мочи. — Бросай оружие! Стреляю!
Она припала на колено, выкинув вперед пустую ладонь. Кураев вздрогнул, растерянно обернулся, вглядываясь в темноту. Он никак не ожидал, что здесь, в такую пору его назовут по фамилии. Его напарник выдернул, наконец, оружие, прицелился в Киру. Она катнулась по снегу в сторону, и первая пуля прошла мимо. Краем глаза она увидела, как от темного сквера метрах в двадцати изо всех сил бежит к ним Зимородок — и тотчас качнула маятник в другую сторону и встала на ноги. Она была хорошо подготовленной разведчицей…
Кураев от звука выстрела напарника очнулся — и они выстрелили в Киру вдвоем. Возникший невесть откуда Морзик, в длинном прыжке раскинул руки и снес обоих на землю, тут же блокировав толстыми ногами напарника Кураева, прижимая того к снегу. Восточный богатырь, вскрикнув, вскочил, направил ствол прямо в голову Вовки Черемисова — но выстрелить не успел. Незамеченный им в общей неразберихе Зимородок, подбежав сбоку, перехватил его кисть и, используя разбег, сразу пошел на болевой. Кураев заорал дурным голосом, выронил пистолет. Все же он был физически сильнее Кости и опытнее в борьбе: сорвал захват, ударом в лицо отбросил маленького жилистого капитана в сторону и зашарил руками по снегу в поисках оружия. Это была секунда, может быть две — но их хватило Морзику. Могучей своей кувалдой припечатав поверженного им ликвидатора к мостовой, он поднялся, оттолкнув Кураева от места, где лежало оружие. Несколько мгновений они прыгали друг против друга, как петухи, потом Кураев безнадежно, по-борцовски открылся, опустив руки в привычную стойку самбиста — и коронный правый боковой Черемисова положил конец этой скоротечной, но ожесточенной схватке. Тело бандита кулем грянуло оземь так, что голова и ноги подпрыгнули от удара о дорогу.
— Кира! Кира! — кричал Зимородок, поспешно подбирая пистолеты, обыскивая бесчувственных убийц. — Шафаревич, стойте! Все равно вам не уйти! Они вас найдут! Морзик, догони ее! Быстро!
Сам капитан, размахивая двумя стволами в руках, побежал к молчаливо лежащей на боку Кире.
— Тихо, Костик… — попросила она, не оборачиваясь. — Мне больно, не трогай… Ты вот что… Ты сейчас пообещай Шафаревич, что отвезешь ее девочку к родственникам… в Одессу… Это ее последний шанс… у них операция через неделю в Германии… Она ее уже проплатила… А за это пусть она немедленно расскажет все, прямо здесь… даст адрес лаборатории… людей… Иначе дело заволокитят… мы же на Украине… пока разберутся… Она скажет, у нее выбора нет… Ты меня не трогай до врачей… я не умру, не бойся… Мне просто больно… жжется… и холодно, очень холодно…
Невысокий полный Дмитриев и необъятно могучий, бритый «под ноль» Веселкин выделывали на паркете отдела коленца лезгинки с элементами чечетки. Столы тряслись, ложечки в стаканах брякали. Под конец танца Веселкин разогнался, подпрыгнул и стал на одно колено. «Органайзер отдела» сорвался с кнопок и упал на многострадальный паркет.
Поспешно вошедший Нестерович замахал на танцоров обеими руками.
— Вы сдурели! Под нами же кабинет «папы»! У него, наверное, уже люстра обвалилась!
— Не беда! Повесит новую! — оптимистично ответил Дмитриев. — Есть, Сашка, есть! Мы зацепили их!
— И где же они? — недоверчиво спросил капитан.
— Мы еще не знаем! Но это дело пары часов! А потом свобода! Отгулы! Нормированный рабочий день! Долой операцию «Эскулап»! Даешь операцию «Секс без границ»!
— Ой, не говори «гоп»… размечтался. Сам же меня учил. Что вы там такое нашли, в этой лаборатории? Топ-план размещения баз террористов?
— Лабораторию мы посмотрели еще утром, пока все спят. Тихонько вошли, только шарфы на морды намотали, чтоб не заразиться. Страшно, между прочим.
— Ну, вы даете! А чего ж не вызвали медиков? Этого Климентия Георгиевича с его командой фантомасов в желтых костюмах? Зачем такой риск?!
— Риск оправдан, Сашка! Надо было провести осмотр незаметно! Если они узнают, что Шафаревич жива и сдала нам лабораторию, они могут пойти на теракт, не дожидаясь ни оттепели, ни черта лысого!
— Попрошу в мой адрес не выражаться! — скривил рожу Веселкин и угрожающе задвигал густыми бровями и складками кожи на бритом темени.
— Кроме того, — не слушая его, продолжал Дмитриев, — дамочка же сказала, что лаборатория законсервирована. Вряд ли без нее они что-то там делали.
— Не обманула? — спросил Нестерович, отодвигаясь от возбужденно дышащего Дмитриева.
— Не обманула! Там тихо, как утром в сосновом лесу! Оборудование все новяк… я все заснял, все марки, всех производителей… Ты чего от меня шарахаешься? Я по утрам «тик-так» жую, дыхание свежее.
— Так… на всякий случай. Пока у тебя инкубационный период не пройдет.
— А! Так ты боишься заразиться! Веселкин! Держи этого чистоплюя! Дай я тебя поцелую!..
— Миша, только не это! А-а!..
Нестерович вырывался и брыкался. Веселкин держал его сзади за локти.
— Мы не вовремя? — корректно поинтересовался вошедший Валентин. — У вас сексуальная пятиминутка?
Голос он почти потерял и страшно хрипел. Миробоев стоял за его спиной, как мамка, с пачкой горчичников в руке.
— Это уже завершающие ласки, — успокоил их Дмитриев. — Чтобы Саша не чувствовал себя одиноко. Заходите, ребята. Присоединяйтесь.
— Дураки! — возмущался освобожденный Нестерович. — А еще говорят, что в ФСБ идиотов не держат… А если Шафаревич вас обманула?!
— Вымрем всем отделом! — успокоил его Дмитриев. — Зачем ей это? Ребенка ее в Одессу отвезли…
— Она еще та дамочка… — никак не мог отдышаться Нестерович. — У нее, оказывается, двойное гражданство — России и Израиля. Она у братьев-хохлов там бузит, требует израильского консула.
— И как они? — поинтересовался Миробоев.
— Терпят пока. Мы же не даем объяснений по причинам задержания… все пустые слова. Тоже, между прочим, для сохранения равновесия… Чтобы не спровоцировать слабонервных террористов.
— Да, защита от телевидения — самая сложная проблема. Украинские коллега согласились сотрудничать?
— Ястребов договорился. У него замдиректора «службы беспеки края» — бывший подчиненный. Но, как говорят в штабе, пришлось согласиться на «совместно проводимую операцию». Они хоть и братья, но хохлы ведь. Так что не удивляйтесь, если пару киевских оперов от имени нашего президента наградят за предупреждение крупного теракта в Санкт-Петербурге.
— И еще пару московских! — съязвил Веселкин.
— Мы поделимся! — прохрипел Валентин, махнув рукой. — У нас своих наград хватает. Пусть тех разведчиков наградят, которые эту дамочку брали.
— Там, кажется, ранили одного, — сказал Дмитриев. — Шубин ничего не говорил?
— Нам бы допросить этих мирных вайнахов… — мечтательно сказал Миробоев и потер большие костистые ладони.
— Украина пока не отдает, — пожал плечами Нестерович. — Блюдет статус независимой державы.
— Они ничего не скажут, скорее всего, — прохрипел Валентин.
— Соловей ты наш! — пожалел его Миробоев, огладил ладонью по голове, отчего Валентин раздраженно уклонился. — Хрипунчик! У меня — скажут! — продолжил он.
— Много у тебя раскололось?
— Немного, — согласился Миробоев. — Народ твердый. Но были… есть за что их зацепить.
— А оттепель обещают к понедельнику, — сказал его напарник.
— Без них обойдемся! — заявил Дмитриев. — У нас уже, считайте, все в кармане. Эх, жаль, денежных премий нам не дают за гениальность! Я бы взял!
