Причем понятие «священный долг» Рокотов понимал несколько шире, чем лопоухий призывник или курсант военного училища. Он дрался и за себя, и за того парня, измеряя справедливость боя не политическими интересами Кремля, а собственными мироощущениями. И ставил на первое место защиту слабого, не обремененного чиновничьими привилегиями человека.
И именно поэтому никакой передышки в ближайшем будущем у Рокотова не предвиделось...
В паре десятков метров от Влада ворохнулся бурьян и кто то громко сглотнул.
«Ага! – биолог развернулся на звук и перекатился в тень здоровенного лопуха. – Все таки сдвинулись с места! Не усидели. Что ж, придется наказать...»
Рокотов сполз в пересохшую канаву, по пластунски добрался до осыпавшегося песчаного холмика и очутился точно позади пробирающихся сквозь заросли троих мужчин, вооруженных новейшими бесшумными винтовками.
Дождавшись момента, когда троица вплотную приблизилась к первой грядке подсолнухов и остановилась, дабы перегруппироваться, Влад поднял автомат стволом вверх и громко сказал:
– Ба бах! Господа, вы убиты!
Одетые в аналогичный рокотовскому камуфляж мужики вздрогнули и резко повернулись.
– Вот черт! – сконфуженно выдохнул один из них, усаживаясь в траву. – А мы то решили, что выдавим тебя на открытое место!
– Бывает, – улыбнулся биолог. – Но я оказался более выдержанным и не полез напрямик через поле. А элементарно дождался вас в сотне метров от первоначальной позиции...
Молодой парень, шедший на левом фланге группы, достал сигареты.
– Я говорил, что он нас сделает. Надо было сидеть и не рыпаться. И Данилу не слушать...
Бритый почти налысо здоровяк молча пожал плечами.
– Ладно, – Владислав повесил автомат на плечо. – Охота на хитроумного суслика, то бишь – на меня, окончена. Передохните и топайте к карьеру. Вам сегодня еще отстреляться надо. А я имею полное право отдохнуть...
Профессор кафедры сейсмологии университета Осло Зигфридт Дитман измерил трехдюймовой линеечкой расстояния между пиками возмущения на бумажной ленте регистратора самописца и потеребил нос.
– Это не взрыв.
– А что? – поинтересовался полковник из военно морской разведки.
– Столкновение двух массивных тел. Картина немного смазана, но наличие мелких пиков однозначно указывает на длительное воздействие одного предмета на другой. И наоборот... Как бы многократное соприкосновение, произошедшее в течение полутора двух секунд. С разной силой ударов, но процесс был практически непрерывен.
– Интересно, – задумался офицер. – Со второй лентой то же самое?
Дитман опять склонился над столом.
– Здесь три четких пика. Первый можно определить в двадцать – двадцать пять тысяч ньютонов, второй – в десять, третий растянут по времени, однако примерно эквивалентен первому. Похоже на эффект прыгающего мяча... Так, разрыв в четыре секунды, потом в шесть... Да, именно прыгающий мяч. Либо иное элипсоидное тело. Задачка не из сложных.
– Спасибо, – полковник свернул ленты самописцев. – Вы нам очень помогли.
– Обращайтесь без стеснения, – профессор вежливо кивнул немногословному военному и вернулся к статье в журнале «National Geographic», которую читал до прихода офицера из разведки.
Тридцатый номер «Нового Петербурга» от девятнадцатого июля двухтысячного года попал в руки Рокотова с большим опозданием. Причем попал совершенно случайно, с оказией, ибо в станице Галюгаевской о такой газете никогда и слыхом не слыхивали.
Влад выхватил номер из рук улыбающегося Толи Пышкина, тем самым спасая «Новый Петербургъ» от участи быть пущенным на хозяйственные нужды, выслушал краткий доклад Анатолия о поездке в Ставрополь и отправил Пышкина на полигон в двух километрах от станицы, где группа казаков тренировалась с доставленным неделю назад оружием. А сам взял огромную кружку с зеленым чаем и устроился с газетой во дворе.
На первой полосе Рокотов наткнулся на статью Юрия Нерсесова о странных совпадениях между визитами на базы федеральных войск корреспондентов одной независимой телекомпании и удачными обстрелами боевиками этих самых баз, и призадумался.
В свете предстоящего мероприятия к выводам журналиста патриота следовало присмотреться повнимательнее.
Радиолюбитель из Мурманска немного обалдел, когда пятого августа двухтысячного года на открытой частоте и открытым текстом услышал переговоры капитана крейсера «Адмирал Молотобойцев» с базой в Североморске.
Видать, на флоте новой России начался такой бардак, что шкиперам атомных посудин уже лень заниматься шифровкой сообщений, и они ничтоже сумняшеся выходят в общий эфир.
Мурманчанин минут десять послушал ругань высших офицеров Северного флота, обсуждавших какие то мелкие царапины на форштевне «Молотобойцева», нехватку специальной краски для покрытия ободранного участка корпуса, утерянные во время учений две резиновые лодки и прочие хозяйственные проблемы, заскучал и переключился на частоту Би Би Си, успев как раз к началу передачи о малоизвестных исполнителях тюремных романсов.
Если бы радиолюбитель не изменил настройку своего приемника и включил бы аудиозапись переговоров, то следующие полчаса эфира могли принести ему несколько миллионов долларов. Радио– и телестанции дрались бы за право первыми донести до своей аудитории правду о трагедии атомохода
