О субмарине сопровождения никто не сказал ни единого слова. Будто ее не было вовсе.
И это наводило на мысль о вранье всех без исключения высших чинов армии и флота, которые действовали не иначе как с согласия Верховного Главнокомандующего.
Однако у корреспондента государственного телеканала не могло быть собственного мнения. И потому он подавил в себе желание разоблачить ложь министра и перешел к следующему вопросу.
Малик Исрапилов почесал зудящую под жиденькой бороденкой кожу на шее и переложил потертый и исцарапанный «Калашников» с колен на землю.
На аул опустилась ночь.
По мнению тридцативосьмилетнего чеченца, поставленного охранять единственную ведущую в село дорогу, в его нахождении на посту не было никакого смысла. Федеральные части сюда не заходят, отряды непримиримых боевиков крутятся в десятке километров севернее, российские вертолеты пролетают стороной. И никому в голову не приходит мешать жителям маленького, затерянного в горах аула делать свой бизнес, слишком выгодный для обеих противоборствующих сторон.
С востока приходит самопальный бензин, перегружается в цистерны, принадлежащие московским чиновникам и генералам, и отправляется прямиком в Ингушетию.
С запада идут оружие, боеприпасы, продовольствие и медикаменты. Раз в две недели подъезжают КамАЗы и оборотистые прапорщики вручают поселковому лидеру Резвану Гарееву список привезенных вещей. Якобы для нужд новообразованной чеченской милиции. Прапорщики не таятся, они действуют с одобрения засевших в штабе высоких чинов, разбазаривающих тонны взрывчатки, тысячи стволов и миллионы патронов. Золотопогонную сволочь не интересует, что спустя несколько дней эти стволы будут стрелять в российских солдат и милиционеров. Им важнее быстро и без затей набить собственную мошну.
Потому то эта война никак не может закончится. Невыгодно.
Ни штабистам, ни бюрократам из правительства, ни ичкерийским «бригадным генералам», расплодившимся в невероятном количестве, ни посредникам, получающим свой гешефт с каждой партии оружия и с каждого перепроданного заложника.
Правда, кто то еще должен работать на той же погрузке разгрузке. Абреку, привыкшему отбирать понравившуюся вещь под угрозой автомата, заниматься физическим трудом западло – отвык за девять лет беспредела. Вот и воруют крепких мужиков из Краснодара, Ставрополья и Дагестана. Благо связи на милицейских постах налажены, можно хоть целыми колоннами рабов гнать. Только плати по сотне баксов за голову.
Малик широко зевнул, обнажив желтые прокуренные зубы, не знавшие дантиста с девяностого года.
Если бы проблема Чечни не существовала в реальности, то ее следовало бы придумать. Мятежная республика исполняла роль отвлекающего фактора, которым с удовольствием пользовались все российские президенты и правительства. Российский народ, которому бесконечно демонстрировали кадры бомбардировок, зачисток и зверств боевиков, уже не имел ни времени, ни желания думать об экономике и справедливости распределения природных ресурсов, тем самым предоставляя карт бланш для дальнейшего разбазаривания страны. Этим с успехом пользовались «представители государства» во всех естественных монополиях и приближенные к высшей власти бизнесмены.
Исрапилов и его односельчане были маленькими винтиками в огромной машине повального воровства. И, пока они сохраняли лояльность своим негласным хозяевам из Москвы, им нечего было опасаться. А на мелкие нюансы вроде казней заложников чиновные кукловоды просто закрывали глаза, позволяя диким абрекам отдыхать так, как те привыкли. От русского народа не убудет, если трем четырем «единицам электората» отрежут головы. В тридцать седьмом году миллионы уничтожили, и ничего...
Из за угла покосившегося от времени забора появился Иса Бачараев, уселся на корточки рядом с Маликом и извлек из нагрудного кармана новенькой куртки пачку «Беломора».
– Курнем? – блеск в глазах Бачараева был заметен даже в полумраке.
– Не откажусь, – Исрапилов облизал губы и скривился в довольной улыбке, наблюдая за тем, как Иса сноровисто набивает папиросу перетертой в пальцах смесью табака и анаши.
Наркотики для большинства рядовых бойцов были единственным развлечением, если не считать издевательств над пленными и заложниками. Книг в ауле отродясь не бывало, привезенную из Моздока спутниковую тарелку так и не смогли толком настроить, и она ловила только религиозный турецкий канал, свободному общению с женским полом мешали традиции и наличие у каждой свободной чеченской девушки десятка злых родственников. Пробовали похищать русских и осетинок, но не заладилось. Караван с тремя заложницами по пути назад перехватил отряд аварцев, рыскавший по горам в поисках какого то Вагита, и семеро чеченов полегли в неравном бою с превосходящими силами противника.
В качестве объектов для сексуального домогательства оставались козы, но единственная в селе отара принадлежала дедушке самого Гареева, и связываться с ними было не с руки. Рогатый скот старший Гареев берег пуще собственной жены. В селе поговаривали, что и заслуженный чабан испытывал к своим мохнатым питомцам не только пастушеские чувства...
Травки Бачараев не пожалел. Малик это понял с первой затяжки – сладкий дым ожег горло, будто бы Исрапилов вдохнул невесомую взвесь черного перца.
– Хороший «план»...
– Верхние листочки, – подтвердил Иса. – Позавчера собирал.
У Малика на огороде тоже росли кусты индийской конопли, но у Бачараевых анаша была какая то особенная, забористая и в то же время придающая легкость в теле. Бачараевы охотно раздавали всем желающим ростки, но ни у кого травки подобного качества не получалось.
Видимо, все дело было в почве.
– Опять бензовозы пришли, – сообщил Иса.
– Знаю, – Малик выдохнул клубы дыма. – Резван все утро по рации с кем то базарил... Дня через три четыре русаки подъедут.
– Может, рабов на время увести в горы?
