нет националистических мотивов. Хорошее стихотворение…
– Стараюсь… А ты ничего не сотворил?
– В смысле?
– Ну, хайку…
Владислав немного подумал и выдал:
– Может, нам издать поэтический сборник? – Вася отхлебнул кофе. – Вон, у Туманишвилей есть завязки в редакциях.
– Во-первых, фамилия Туманишвили не склоняется и не имеет множественного числа, – поправил биолог. – А во-вторых, тебе это надо? Денег на книгах много не заработаешь. В большинстве своем наши издательства озабочены лишь собственной сиюминутной прибылью и нормально работать не научились. В российском бизнесе существует какой-то дикий сплав из совковых представлений о красивой жизни, реализации психологических комплексов руководителей предприятий и стремления получить много денег сразу без особых вложений в производство. Плюс государство пытается ободрать коммерсантов, как липку… В общем, бардак. Заниматься писательской деятельностью можно лишь тогда, когда у тебя есть параллельные источники дохода. Это тебе не Америка.
– И что, все наши известные авторы где-то подрабатывают?
– Ну, ты для начала стань известным, – усмехнулся Рокотов. – А так, в общем, верно… Кто-то сценарии пишет для телевидения, кто-то в рекламе трудится, у кого-то свои фирмочки. Ты еще не забывай о том, что острое – произведение не так легко пристроить. Многие издатели элементарно боятся осложнения с властью, если напечатают что-то, что не понравится какому-нибудь крупному чиновнику. Наши с тобой стишки – именно из этого разряда.
– Был я в одном московском офисе, – Василий размял сигарету. – Дядьку в прошлом году навещал и зашел. Узнать, что и как…
– И?
– Шиза, – казак прикурил и посмотрел вдаль. – Все всего боятся, это ты правильно подметил… Причем даже внутри коллектива. Сидят, как в аквариумах, за стеклянными перегородками, стучат друг на Друга, повсюду видеокамеры, даже график посещения туалета имеется. У них один из замдиректоров – бывший кагэбэшник, из отдела по борьбе с диссидентами. Полный мудак! Две трети рабочего времени занимает ознакомление с новыми инструкциями и заполнение анкет. Говорят, что там даже авторов заставляют жить по каким-то идиотским правилам. Типа того, что в издательство можно приходить только в костюмах с галстуками, рукописи какой-то установленной формы, разговоры регламентированы по времени…
– Сие не новость, – Владислав покачал головой. – Каждый, кто пробивается из грязи в князи, начинает тут же топтать подчиненных. По-другому большинство наших бизнесменов просто не умеют жить. Видимо, опасаются проявить слабину… Или настолько закомплексованы с самого детства, что реализация потаенных желаний власти над окружающими становится самоцелью. А это болезнь…
– В госаппарате не лучше.
– Так ведь народ-то один! – громогласно изрек биолог. – Откуда у нас взяться незашоренным людям? Новые поколения пока не подросли…
– Определенный процент нормальных все же есть, – возразил Василий.
– Есть. Но немного.
– Тогда почему не они при власти?
– Видишь ли… – Влад повертел в руке пачку «Кэмела». – На значимые должности обычно попадают не самые умные или порядочные, а те, кто является на данном этапе развития общества наиболее характерными представителями людской массы. Это социальный закон. В России, к сожалению, всегда были проблемы такого свойства… В нашем веке из всех правителей разумными были лишь Сталин и Берия.
– Ну, ты загнул!
– Ничуть, – Рокотов сунул в рот сигарету. – Я говорю не о правах человека, а об объективной необходимости развития и усиления государства. Причем не тупой карательной или регламентирующей машины, а государства как сообщества здравомыслящих людей…
– Но Сталин…
– Дядюшка Джо действительно действовал не совсем традиционными методами, тут ты прав. Однако не следует забывать, что за страну он получил из рук ленинской банды. Иначе с тогдашним беспределом было просто не справиться. Требовался мощный рывок в промышленности, – Влад чиркнул зажигалкой.
– А миллионы жертв?
– Вопрос неоднозначный, – протянул биолог, выпуская колечко дыма. – И, к сожалению, политический. Где политика – там фальсификация. Элементарный пример: недавно я читаю в одной демократической газетенке статью о репрессиях двадцать девятого – тридцать третьего годов. Там расписываются разные ужасы застенков и приводится статистический документ по общему числу заключенных в стране. Около девятисот тысяч… Стоп, говорю я себе, и сравниваю эту цифирь с нынешним числом – миллионом двумястами тысячами, a население-то почти такое же! И что получается? – Рокотов поднял палец. – В тоталитарной стране сидит меньше, чем в нашей якобы демократической?
– Большой террор начался позже, – Славин-младший выдвинул очередной аргумент. – С этим ты, надеюсь, спорить не будешь.
– Не буду. Нарушения закона со стороны тех, кто по долгу службы должен осуществлять правосудие, это – бич России во все времена. В тридцатых годах отправляли в лагеря по выдуманным делам о шпионаже, сегодня менты выколачивают признанки в уголовщине, а судьи вешают сроки, даже толком не разобравшись в уликах… Речь не о человеческих единицах, каждую из которых, естественно, жалко, а о тенденциях построения нормального общества. Из негодного материала руками негодных исполнителей ничего толком не сделать. Увы, Виссарионыч не до конца это понимал. Кстати говоря, вопли о так называемом «большом терроре» начались не тогда, когда фабриковались тысячи фальшивых дел, а когда карательная машина добралась до первых исполнителей среднего звена… И до жен членов Политбюро. Их, между прочим, сажали тоже. не от балды. В основном – за воровство госсобственности, махинации или за то, что по пьяной лавочке распускали языки на дипломатических приемах.
– А Лаврентий?
– Что – Лаврентий?
– Ну-у… – смутился Вася. – Истории о женщинах, присутствие на допросах, пытки…
– Не смешивай все в одну кучу, – поморщился Владислав. – Одно дело – выполнение Берией своих прямых обязанностей, и другое – мифы. В легенды о схваченных и изнасилованных им девушках я вообще не верю. Не мог глава столь могущественной спецслужбы так тупо себя вести. Если и были у него романы на стороне, так по обоюдному согласию. А «воспоминания обесчещенных дам» – не более чем выдумки… Конъюнктура. Типа откровений уфологов-контактеров. Ибо по заявкам «свидетельниц» выходит, что Лаврентий посвящал случайную партнершу во все государственные секреты. С датами, тактико- техническими данными новых видов вооружения, географическими координатами расположения спецобъектов… Мне что-то не верится в сюрреалистическую картинку, когда Лаврентий Палыч в перерыве между оргазмами выкрикивает группы цифр, а «жертва» все это старательно конспектирует… Теперь о методах добычи показаний. С простыми гражданами, коих пинали рядовые сотрудники НКВД, Берия, ясное дело, не общался, и на их допросах не присутствовал. Он мог иметь дело с верхушкой арестованных: партработниками, генералами, крупными хозяйственниками. А те, по своей сволочной природе, и сами все рассказывали, и подельников закладывали. Зачем их пытать? Достаточно намекнуть на возможность снисхождения – и дело в шляпе.
– Ты, по-моему, Берию несколько идеализируешь…
– Ничего подобного, не утрируй. – Рокотов сделал большой глоток. – Я стараюсь непредвзято оценить соотношение вымысла и реальности. Если где-то по поводу какой-то персоны всплывает ложь, значит тот, кто эту ложь придумал, желает скрыть собственные грешки. И следует всю информацию об единожды оболганном человеке рассматривать под микроскопом…
– О чем спорим? – К столу подсел Янут.
– Об исторической справедливости. – Василий налил Виталию щедрую порцию кофе. – А где Леха?
– Щас подойдет… Слушай, Влад, у нас тут одна мысль появилась.