Не то чтобы они были неживые, я так не думал. Но ничего живого не происходило. Происходило понятное и предсказуемое. Мы поворачивались друг к другу механическими сторонами: один острил (одинаково), другой рассуждал (приходя к одному и тому же), третий был я, и я много раз уходил пустым по пустынным улицам. Я бы не знал, что эти улицы живые, если бы мне моя подруга не написала:
Я почти не понимал, что она имела в виду, но помнил.
По другой дорожке я шел, понимая, что я образую связи с людьми по очень определенным каналам, в очень определенных сюжетах и что эти сюжеты устойчивее нас. На смену одной подруге может прийти другая, и будет то же самое. Я давно уехал от родителей, но все время попадались то мамы, то папы. Большинство этих отношений не допускали особых вариаций — я имею в виду эмоциональных. Если ты мне это — я тебе обиду. Тогда ты — вину, тогда я…
Ну вот, я добрался до объектных отношений.
В какой-то момент мне казалось, что дальше некуда. Теперь и люди были не совсем живые, потому что они были слугами сюжетов, а ведь сюжеты мертвые? А разве есть такой сюжет, такая сказка, чтобы живой человек служил мертвецу? Нет, значит, и живых человеков…
Но это было еще полбеды. Страшно, обидно, плохо, когда понимаешь, что Объектная мама давно заслонила живую, и до живой не знаешь, как достучаться. Но любую смерть, любую мертвечину можно пережить, пока сам живой. Понимаете? Сам живой — значит, имеешь смысл, просто так, сам по себе, значит, что-то может случиться, неизвестно что, стерпится, слюбится, придет весна…
А потом я понял, что отношусь к себе, как к объекту в ряду объектов.
3. Осмысляющие манипуляции
«Вещь можно грохнуть, сжечь, распотрошить; сломать…»
Недавно, в трипе,[1] моя подруга просила меня доказать ей, что я живой. Я смеялся над ней: я был духом, мне было все равно. Мне даже казалось, что я понимаю, что с чем она путает.
Банка шпрот неживая. Она не имеет смысла, помимо того, что ею можно проманипулировать — произвести операцию — и внести ее под сень своего смысла, и только тогда, уже исчезая, она реализуется. Поэтому ею можно торговать, оптом, в розницу, она имеет цену в деньгах, а деньги неживые.
Хотя деньги имеют смысл.
Подождите, подождите до следующей главы!
Банка шпрот неживая. Ее смысл — это манипуляции над ней. Камень неживой, вот разве что его можно обтесать, и давайте об этом попросим ювелира. Вы знаете, кто такой ювелир? Это такое существо, которое обтесывает камни. Манипулировать им просто: он запускается деньгами…
Круг не замыкается — ха! Нет, это только раскрутка. Камень имеет смысл, если его обработает ювелир, ювелир имеет смысл, если обработает камень. Курица имеет смысл, если ее съедят, и поэтому ее выращивают в специальной клетке, и кормят такими шариками, которые делают из зерна (которое тем самым приобретает смысл). А вот комары не имеют никакого смысла!
4. Мещанский бог
«Бог не свалился с небес на голову»
Не сердитесь на меня, я романтик, это просто способ описания. Если сказать, что двумя влюбленными управляют гормоны (неживые) — это один способ описания; а можно сказать, что ими управляет Афродита, и это примерно то же самое. Можно сказать, что людьми управляют социальные законы, но в таком языке я не силен. Я и придумал: Мещанский Бог. Двумя влюбленными управляют гормоны, но Мещанский Бог сильнее гормонов. Он управляет всеми банками шпрот и всеми курицами на Земле. И служащий ему получает эти объекты в награду за служение. Не слишком высокопарный язык? (Все боюсь). Вот Афродита, это такая идея, называется — богиня. Она обозначает сюжет, это такой процесс, в который попадают люди. Этот процесс описуем, он вполне определенен. Известно, что служащего ей она наделяет сверхценной привязанностью к другому человеку плюс очень большой энергией для преодоления преград между собой и этим человеком. Известно, как ей служить: в жертву приносится здравый смысл. Известны границы ее власти: она правит недолго, от вспышки до остывания.
А вот Мещанский Бог. Известно, что служащего ему он наделяет местом в обществе, признанием, едой; он обещает стабильность, то есть предсказуемость будущего. Известно, как ему служить: глас его пророка — общественное мнение. Известно, что он требует в жертву: индивидуальность, игру, экстаз, талант. (Другими словами, он ревнив к другим богам и хочет собою заменить для своей паствы их всех). Известны границы его власти: город (а не джунгли), многоэтажный (а не сумасшедший) дом. В святцы его трудно не заглянуть, проходя по улице. Он любит деньги. Деньги он любит. Комары же не имеют никакого смысла и подлежат истреблению.
5. Плохо совместимые метафоры
На самом деле это страшно интересная идея: истребить всех комаров. Комары — это анти- банкашпрот. Банка шпрот подлежит размножению в мире Мещанского Бога. Она хорошая, безопасная, неживая. Комары, бляди, живые. Получаются две плохо совместимые метафоры.
Когда две метафоры плохо совмещаются, образуется сюжет их отношений. Венера и Марс далеки друг от друга, хотят разного и т. д. Тем не менее, они существуют в одном мире. Тогда они образуют отношения. Конкретно, они: а) делят паству; б) крутят друг с дружкой роман; в) создают идеальные (хотя и довольно примитивные) культы друг друга, откуда «Любят женщины военных» и наоборот.
Когда две метафоры плохо совмещаются, многое может произойти. Они делятся, борются, пополняются, приковывают кого могут к кресту или скалам и образуют мир.
Жизнь и смерть — плохо совместимые метафоры на первый взгляд, но достаточно посмотреть на траву, чтобы запутаться.
Мещанский Бог и душа — плохо совместимые метафоры.
Это, пожалуй, самое печальное, что я хотел сказать здесь.
Нет, вот, пожалуй, еще похуже: Мещанский Бог не хочет отношений с соперниками. Он хочет их подчинения и истребления.
Антикомарин — создание святого Панасоника.
В живом мире облака и комары живые не потому, что я оживляю их, очеловечиваю или символизирую. Они сотканы из той же материи, что и я (это и увидела моя подруга в трипе, но перепутала термины). Они живые, поскольку жив я, к ним обращенный. Я жив, поскольку между мной и живым миром невозможно провести долгоживущую линию. Я знаю, что от проведения этих линий мертвеет моя душа, и мир быстро мертвеет, и у меня нет психических возможностей не умереть при этом самому, не стать объектом в собственных же стеклянных, плачущих глазах. Духовных возможностей нет тем более.
Потому что Бог — это возможность сказать миру «Ты».
