Просто два человека — автор и помощник — или, как мы привыкаем играть, клиент и терапевт — аккуратно обсуждают друг с другом, какие возможные объяснения могут иметь те или иные сказочные ходы и персонажи. Присутствие помощника * терапевта * полезно не столько потому, что он что-то такое специальное знает, но просто потому, что он другой, и соответственно может замечать скрытые пресуппозиции (неявные убеждения, принципы и т. п.), которые самому человеку кажутся самоочевидными («А как может быть иначе?»). Критерием правильности анализа служит мнение самого человека. Терапевт лишь предлагает, обсуждает, рассказывает о возможных вариантах.
Думая о том, какой пример анализа сказки был бы самым ярким, я копался в записях, воспоминаниях; все реальные сеансы, самые яркие для участников, на бумаге бледнеют и съеживаются. В конце концов я решил провести такой сеанс с самим собой. Многие из сказок этой книги безусловно являются сказками про меня. В качестве терапевта я выбрал дедушку Фрейда. Ну и пусть он говорил моими словами. Пусть это был совсем не тот дедушка Фрейд, * не их дедушка, а мой!
Дедушка Фрейд. Какую сказку вы хотите выбрать?
Автор. Конечно, можно какую-нибудь старую, с которой уже более-менее все понятно, и говорить не страшно. Но мне было бы интереснее взять новую. Если честно, я уже выбрал. Это сказка про ящера. В ней есть вещи… которые я не совсем понимаю. И к тому же меня тревожит ее конец.
Дедушка Фрейд. Расскажите ее.
(Автор рассказывает сказку очень близко к тексту, только в конце мнется. Завитушки сглатывает. Короче, концовка выглядит так: «Он пришел домой. Там больше не было ни… На самом деле, я не знаю, как это выразить. Там остались очень простые вещи. Вот и все».)
Дедушка Фрейд. Вы идентифицируете себя с главным героем?
Автор. Да, конечно.
Дедушка Фрейд. И основные события в сказке соответствуют событиям в вашей жизни?
Автор. А вот и нет. Я никогда не был правителем города… вроде бы… но, с другой стороны, да, под многими событиями прячутся вполне реальные.
Дедушка Фрейд. Хорошо, давайте поговорим про ящера. Какой он?
Автор. Он сильный… Он… Ну я не знаю… Он похож на человека, но еще он похож на животное.
Дедушка Фрейд. Его антенны представляют собой какой-нибудь символ?
Автор. Антенны… Ну, это некое отличие, знак; в сущности, это знак какого-то таланта, он сам не знает, какого, но он гордится этим отличием. Он сам думает, что это знак вообще таланта к жизни.
Дедушка Фрейд. А талант является безусловной ценностью в жизни. Ведь быть талантливым — это важно?
Автор. О да.
Дедушка Фрейд. Быть талантливым — это быть непохожим на других?
Автор. Ап, схвачено. Да, быть талантливым — это быть непохожим на других. Факт. И если вы меня хотите спросить, важно ли быть непохожим на других, я скажу — да, очень важно.
Дедушка Фрейд. В сказке вообще мало других. Те, с кем ящер большую часть времени контактирует, даже не имеют имен. Жители города — это некая серая масса; те животные, которых он кормил в лесу — опять непонятно кто. А те, кто имеют имена и кто важен в его судьбе, появляются буквально на мгновения.
Автор. Так и есть.
Дедушка Фрейд. Так происходит в жизни?
Автор. Я думаю, что да. Настоящие встречи происходят быстро.
Дедушка Фрейд. И эти люди быстро исчезают?
Автор. Ну как бы получается, что да.
Дедушка Фрейд. Так устроен мир?
Автор. «Каждый год ящер женился на новой девушке»… Скорее так устроен ящер.
Дедушка Фрейд. Все время нужно что-то новое?
Автор. Обязательно.
Дедушка Фрейд. Хорошо. Значит, вначале ящер был устроен для того, чтобы делать зло — так?
Автор. М-м-м… Мне было бы странно ответить да. Я так не думаю. Он как бы был игроком, а люди зазвали его в свою игру. Он был наивным, и подумал: ну почему бы не побыть правителем; кто ж знал, что это за игры во власть. А уже когда он оказался во дворце… Он далеко не сразу заметил. А потом — жители города ведь были слабаками, им нужен был правитель.
Дедушка Фрейд. То есть бедный мальчик не виноват?
Автор. Ой, блин. Ну да, это смешно. Да, бедный мальчик не виноват. Его заманили и обманули.
Дедушка Фрейд. Так что потом на нем не осталось ни грехов, ни крови?
Автор. Я думаю, их вообще не остается. Мы их придумываем гораздо больше. Если бы монах не разубедил его, он бы мог провести много лет в осознавании своих ужасных грехов и ничего не сделать, придавив себя этой мурой. Такие вещи просто отмываются. Сейчас… Вот как бы побыл хищником, покушал других, значит, пришла пора побыть автотрофом, деревом, тем, кто производит и отдает.
Дедушка Фрейд. Дерево — это идеал?
Автор. Причем недостижимый. Тут все довольно хитро устроено: ведь к недостижимому идеалу и не стремишься. Вообще очень удобно поместить свой идеал там, где ты никогда не будешь. Это освобождает от ответственности за то, что ты его до сих пор не достиг, и, в общем-то, туда и не движешься. Нет, мне кажется, дерево — это все-таки бывший идеал. Ящер хотел стать как дерево, но потом он как бы отбыл этот период… побыл деревом — хватит. Потом он понял, что надо вернуться домой. Ящер есть ящер, он не дерево, и быть им не может. Дерево осталось идеалом в том смысле, что оно — дома. Но ящер знает, что ему нужен свой дом.
Дедушка Фрейд. Причем «дом стоит над домом» — то есть их много? То есть ящер не знает, какой именно этот дом, где он и так далее?
Автор. Он только подозревает, что в этом доме многое попроще, чем вся та путаница, которую он накрутил за жизнь.
Дедушка Фрейд. А простота лучше сложности?
Автор. Пока сложность была лучше простоты.
Дедушка Фрейд. И раз все искусственное распадается, то в этом доме он больше животное, чем человек?
Автор. Ого, вот это вы здорово подметили. Возможно. Смотрите: не было ничего особенно плохого в том, что он делал в своем городе. Но это было игрой, раз эти отношения можно было заменить солдатиками. То, что можно подменить таким образом — ненастоящее и может спокойно идти к чертовой матери.
Дедушка Фрейд. Может спокойно жить и без участия такого талантливого человека…
Автор. Опять ваша правда. Да, в таких играх участвовать можно, но не очень интересно.
Дедушка Фрейд. А жизнь должна быть интересной.
Автор. Да.
Дедушка Фрейд. Интерес — это главная ценность?
Автор. А это очень плохо, если да? Это единственное, на что можно менять свободу. Знаете, мне кажется, мы очень растянули этот диалог. Он ведь нужен был для иллюстрации
