контрразведку. Имеется такое досье, что их следует сто раз повесить! И не из ее ли кольта, господин поручик, убиты сегодня генерал Дальчевский и поручик Иконников? Эта Грушенька, она же Машевская, безусловно, руководительница террористического отряда банды большевиков. И я настоятельно…
– Господин Черненко! – оборвал поручик Брахачек. – Вы прикомандированы к первой маршевой роте восьмой Чехословацкий стрелковый Силезский полк не затем, чтоб давать нам указаний! Вы понятой, как этот мужик. Подписал протокол обыск? Вы можете быть свободен.
Прапорщик Черненко отважился напомнить:
– Я представитель правительственных вооруженных сил, господин поручик, а не понятой.
– Понимаю! – злорадно усмехнулся поручик Брахачек. – Вы требует Грушенька, Миханошин, чтоб… как это? Заметаль следы провал ваша контрразведка! Вы видел документ вашей контрразведки, захваченный у господина Машевски, который вы арестоваль сегодня в типографии? Очень понятно! Вам мы должен передать этих большевиков и вы будете умывать руки? Делать приятный лицо при скверный портер?! О, нет! Завтра господин Машевский будет взят мой эшелон.
– Я вас не понимаю, господин поручик!
– А я вас глубоко понималь! Завтра мы будем разговор иметь с управляющий губерни. Вы можете идти! Прошу! – И поручик Брахачек указал рукою на дверь.
Прапорщик Черненко вышел.
Поручик Брахачек что-то сказал стрелкам, и те стали выносить оружие, мужик в суконной поддевке помогал им. Прасковья раза два взглянула на Миханошина. Он сидел на стуле спиною к печи и не оглянулся на нее. Молчал.
Когда все оружие и боеприпасы вынесли, поручик сам завернул в хозяйскую клеенку со стола бумаги, изъятые при обыске, вытряхнул из брезентовой сумки с красным крестом медикаменты: камфору в ампулах, нашатырный спирт в бутылочках, скипидар, бинты, пачку горчичников, шприц для внутренних инъекций и… две запасных обоймы к кольту! Оглянулся на Прасковью – она все так же стояла в углу возле филенчатой двери в горницу, а рядом с нею стрелок с карабином, мордастый, низенький, в короткой шинели и ботинках с обмотками.
– Подойдите сюда! – позвал Прасковью поручик, указал на медикаменты на голой столешне: – Вы доктор? Или это маскарад?
– Я фельдшерица.
– Так. – Поручик покрутил в пальцах белесый ус, пронзительно разглядывая арестованную. – Ваше лицо, барышня, очень запоминать можно. Я вас сразу узналь. Как по-русски? – И ткнул пальцами на оспинки, редко раскиданные по лицу Прасковьи. – А, оспа! Понималь. Глаза – синий, коса – русый. Коса нету? Ха-ха! Вас и без коса сразу опознать можно. Вы есть крупный телосложений, мадемуазель-мадам Машевски. О, да! Мощный. Я уважаю мощный. Хозяйка, прошу! – подозвал хозяйку в черном платье. – Вы узналь эту женщину? Глядеть в лицо!
Перепуганная хозяйка, прижимая руки к груди, посмотрела на Прасковью.
– Впервой вижу. Не была у нас. Ни разу не была.
– У вас есть ребенка?
– Ребенка? Нет, нет. Мы бездетны.
– Вы потому рисковал – бездетны?
Хозяйка не поняла.
– Я спрашиваю: вы потому рисковал – укрывал ваш муж, Миханошин, и оружие, что вы бездетны? Не боитесь смерти? Спрашиваю: где проживает барышня? Вы знаете ее! Называйте адрес – я оставляю вас. Жить будете ваш дом. Не называйте – вы будете арестован.
– Господи! Господи! – тряслась с испугу хозяйка. – Што я могу сказать, если впервой вижу ее! Впервой вижу! Не из городских она. Приезжая, кажись.
– Та-ак!
Поручик подумал, покрутил усик, и тогда подозвал к столу понятого, в суконном армяке.
– Э? Господин Цирка?
– Циркин, господин поручик, – уточнил мужик, которого Прасковья ни разу не встречала. – Циркин. По имени-отчеству – Андрей Митрофанович.
– Вы этот барышня знаете?
– Никак нет, господин поручик. Как я установил наблюдение за домом Миханошина, барышню ни разу не видел. Ни я, ни супруга моя, а так и тесть, Иван Никитич, который проживает в моей семье и писал вам донесение на бандита Машевского.
– Когда вы установили наблюденье?
– Дак месяц тому, аль чуток больше. Как показалось тестю, значит. Одно окно из нашего дома к ним в ограду выходит. Да вот Миханошин нужник поставил насупротив мово окна в огороде, и для видимости закрылись ворота и крыльцо. Дык мы через забор подглядывали в щели между плахами. Особливо тесть мой, Иван Никитич, глаз с них не спускал.
– В городе барышня не встречал?
– Вроде где-то видел, а не в памяти. Ах, ты господи! Ну, никак не припомню.
– Если вспомните барышня, – перебил поручик, – вы получите полный награда: мешок риса и тысяча рублей деньги. Не вспомните – один мешок чечевицы, без деньги.
Лунообразное лицо Андрея Митрофановича с хищным вывертом ноздрей покрылось испариной – до того он тужился вспомнить, где видел рослую, синеглазую и стриженую барышню. Ведь тысяча рублей проплывает мимо бритого рыла Андрея Митрофановича! Шутка ли! Да он за тысячу рублей продаст с
