Жжжю! Жжю! – свистят мины.
Та-та-та-та-та-та-та-та-ат-та…
Строчат пулеметы с той и с другой стороны. Не менее полусотни казаков скопытились под огнем остервенелых батальонщиц, девять матросов упокоились на веки вечные.
Батальонщицы беспорядочно отступают к эшелону…
Надо было обойти их и ударить с тыла. Не допустить укрыться в эшелоне, не дать им возможности бежать. Ной поспешил к резервной сотне оренбургских казаков под командованием старшего урядника Кондратия Терехова, того самого, который на митинге призывал однополчан к восстанию и свержению Бушлатной Революции – комиссара Свиридова, а Ною грозил виселицею.
Казаки упитанные, мордастые, в изрядном подпитии. Терехов – коренастый, белобрысый, с вислыми золотистыми усами, красномордый, взбуривал на Ноя исподлобья.
– Ну, Кондратий Филиппович, – обратился к нему хорунжий, – видишь, куда, отступают батальонщицы? Надо отрезать их от эшелона. Держи здесь на опушке леса свою сотню, в резерве следственно. Без приказа не трогаться в бой – предупреждаю!
Издали донеслась орудийная перестрелка. И Ной со своим испытанным ординарцем Санькой и казаками-енисейцами ускакали.
– Братцы мои! Это што жа!? – вздыбив коня, заорал Терехов. – Да они нам не доверяют, сволочи! Скоко можно стоять в резерве?! Не доверяют – это точно! Гнать надо батальонщиц! А ну, подмогнем! – гикнул он своим орлам. И те понеслись за ним из укрытия.
Терехов был крепко пьян, но цепко держался в седле.
Они мчались густо, весело и браво, впереди сам Терехов – только усы по щекам раздуваются да шашка винтится над черной папахой. Никто и не задумался в этот момент, кому же хочет «подмотнуть» их командир?..
И вдруг!..
Та-та-та-та-та-та-та-та-та-та-та-та-та-та-та…
Секут! Секут! Да так плотно, что казаки, сталкиваясь конями, теряя одного за другим, кинулись врассыпную, к лесу.
Вытирая пот с разгоряченного лица лохматой папахой, Терехов погнал одного из казаков:
– А ну, Петюхин! Самолично проверь: хто убит? Поименно!
Васюха Петюхин – фронтовой дружок Терехова, объехал сотню, сообщил: убиты такие-то, десять казаков!..
– А тяжело ранены, до Гатчины не довезти: Петр Кравцев, Никита Даралай – очень тяжело, в голову ранен, Иван Хлебников…
– Помер уже! – кто-то крикнул из леса.
– Ну… туда, сюда… Позор перед полком… О, господи! Я их, стервов живьем возьму!.. – решился Терехов. – Четырех мне надо, штоб добровольно!
– Мы все за тобою, Кондратий Филиппович!
– Четырех, говорю! Ты, братан, как?
– Чаво спрашиваешь? – окрысился златоусый казачина, старший брат Терехова, Михайла Филиппович. К нему присоединились Васюха Петюхин, его двоюродный брат Григорий Петюхин и Михайла Саврасов – пожилой казак.
Терехов подъехал к уряднику:
– На тебя надежда вся, Иван Христофорович. Тяжело раненых отправь в Гатчину. С остатными атакуй батальонщиц. Слышите, взвод Мамалыгина полосует их? Коль приказ нарушили – оправдаться надо! Али заподозрит нас всех в измене Конь Рыжий. С богом, братцы?
Иван Христофорович предостерег командира:
– Не при на пулеметы, Кондратий Филиппович. С обхода возьми, вон с того конца. Откель не ждут. Да тиха!.. Без гиканья!..
Разъехались.
Пулеметчиц захватили врасплох, выскочили с тыла до того внезапно, что те не успели развернуть «максимы» на санках.
Терехов первым вылетел на своем разгоряченном коне к засаде. Он заметил, как одна в шинели и сапогах, с карабином, низко пригибаясь, быстро скрылась в чащобу, внимание захватила другая – целилась в него. Успел рвануть коня в сторону, выстрела не слышал, сбил конем пулеметчицу, изогнулся, полосонув ее шашкой.
Два «максима» были заправлены пулеметными лентами; вокруг утоптан снег, на армейском вещмешке – кружки, три солдатских фляги, термос.
Терехов матюгнулся:
– Ишь, курвы! Побросали всю амуницию.
Неожиданно хлопнул выстрел из леса, и Васюха Петюхин, не охнув, повалился на правый бок, задрав левую ногу в стремени.
У Терехова язык одеревенел. Да и все таращились на Васюху с таким недоумением, точно он убит был не выстрелом, а молнией господней.
И еще выстрел.
