— Так точно! Товарищ.
— Включаю тебя в приказ о назначении старшим военфельдшером при полковом медицинском пункте. Ты расторопная, соображающая — будешь моей помощницей! Но, если что, ты знаешь — спрошу как положено!
— Есть! Товарищ.
— Да что ты заладила! Ты же не в артиллерийском дивизионе! Когда начнутся учения и придётся подавать мне шину в перевязочной, будешь звать меня Петром Сергеевичем, усвоила?
— Да!
— Ну, вот и хорошо! Полк начнёт выдвигаться на передовые рубежи, мы остаёмся здесь. С условной линии фронта, из санитарных взводов, к нам начнут поступать раненые. Младший врач Митрохин организует приём и сортировку, твоя задача — ассистировать мне, так как ты имеешь такой опыт. Всё как в учебниках! Вопросы?
— Вопросов нет. — Паша задержала свой взгляд на полевом телефонном аппарате, стоявшем рядом с керосиновым фонарём на столе.
— Тогда свободна! — сказал военврач и провёл ладонью по своему черепу с редкой растительностью.
— Есть просьба, Пётр Сергеевич! — Паша впервые назвала Утвенко по имени- отчеству. — Если это возможно… позвонить в Воронеж.
— Ого! Я сам туда с трудом дозваниваюсь. Это какая же такая надобность, если не секрет? Небось амуры?
— Мне бы справиться о сыне…
— Вот оно что! И с кем же сын — с родителями?
— Нет, с сестрой.
— Ну, что ж. Попытаюсь тебе помочь. Куда звонить?
— Двенадцатая клиника, хирургия.
— О! Там у меня знакомые работают.
Ещё не хватало! Может, этот Переверзьев, что имел виды на Пашу, и есть тот знакомый?
Утвенко уже крутанул рукоятку на аппарате и жёстким тоном, будто он был комдивом, бросил в трубку:
— Утвенко. Мне «Ромашку»! — военврач жестом предложил Паше присесть.
— «Ромашка»? Утвенко! Мне «Донской»! Занят? Вот едрит твою налево! Жду на проводе! Донской, мне двенадцатую клинику. Коммутатор? Соедините меня с хирургией!
Утвенко взглянул на Пашу.
— Тебе повезло — с первого захода! Вот — дежурная сестра! Разговаривай!
Паша взяла трубку:
— Пригласите, пожалуйста, Киселёву Аню! Как не работает?
— Выходит, не повезло! — сказал Утвенко, забирая у неё трубку.
— Да нет, она работает, только сегодня сменилась с дежурства.
— Что ж, Киселёва! Значит, заходи в другой раз. А порядок с приёмом личного состава полка наведи. Как зовут твоего сына?
— Боря.
— Борис — хорошее имя! А почему у тебя нелады с фельдшером Липатовым? Анатолий видный парень, толковый.
— Был бы толковый, были бы руки короче, товарищ военврач! Что он о себе возомнил?
— Ну, теперь ты старший фельдшер! Разрешаю ставить его по стойке смирно!
— Есть, товарищ военврач! — улыбнулась Паша и, приложив руку к пилотке, чётко развернулась на каблуках.
— Вот это порода, едрёнь её в корень! Бой дивчина! — пробормотал себе под нос Утвенко, довольно оглядывая ладную фигуру девушки в армейской форме. — С такими не пропадём!
Только через неделю, за день до начала учений, Паша вновь дозвонилась в больницу. На этот раз Аня была на месте. Паша не могла поверить тому, что услышала: Иван забрал Борю и увёз к родителям, в Алешки. С мая у него начиналась полугодовая преддипломная практика, и он вернулся домой, на свою должность старшего агронома совхоза.
— Аня, как ты могла? Ведь ты же обещала! — выдохнула в трубку Паша.
— Пашуня, прошёл слух, что будут призывать всех, и если тебя призвали с сыном, то меня, незамужнюю, — тем более, хотя и главврач божится, что не отдаст. Пусть Борька побудет с отцом, а через месяц закончатся сборы, возьмёшь отпуск, съездим в Алешки, а потом в Карачан, к нашим. Батя прислал письмо, обижается, что не приезжаю, пишет, что Володька заканчивает десятилетку, учится хорошо.
Утвенко и его врачи целыми днями проводили практические занятия в боевых подразделениях. Бойцов надо было обучать оказывать взаимопомощь при ранениях до прибытия санитара, используя индивидуальный пакет. Спасение жизни раненых во многом зависело от грамотной первой помощи, от способов эвакуации и предельно возможной близости хирургической палатки к линии боя. Работать было над чем! Наблюдая, как молоденький солдат в окопе накладывает «подушечки» на условное входное и выходное ранение на руке своего товарища, Утвенко, со свойственными ему подковырками, комментировал его действия:
— Ты что лыбишься, как Дуня с мыльного завода! Вот когда попадёшь под настоящий обстрел, будет тебе не до улыбочек, рядовой Ивчин! Или ты кроме лопаты, мать твою, ничего в руках не держал?
Сам Утвенко участвовал в финской кампании, имел ранение и знал не только теорию военно-полевой хирургии.
Ранним утром двадцать второго июня Пашу разбудили звуки ударов по рельсе, означающие тревогу. Санитарная рота высыпала из палаток и строилась с противогазами напротив полевой кухни. Рядом становились взводы снабжения и подвоза. Учения шли полным ходом, личный состав полка находился «на передовой», в состоянии «войны», и тревога в таком положении вряд ли была уместна.
Из своей палатки вышел Утвенко, его фуражка была надвинута на самые брови, какую-то минуту он осматривал людей в строю, было видно, что он взволнован, от плотно сжатых губ на щеках прорезались глубокие складки. Выдержав необычную для него паузу (Утвенко всегда начинал без промедлений!), он заговорил:
— Товарищи! Фашистская Германия без объявления войны напала на нас! Вражеская авиация бомбит наши города! Учения отменяются! Слушай приказ командира: всё имущество подготовить к транспортировке на железнодорожную станцию. Пункт прибытия — Воронеж. После переформирования дивизии отправимся на фронт, бить врага!
В Воронеже, как только выдалось время, Паша помчалась на Карла Маркса. Там она застала только соседок. Ей сообщили, что двадцатого числа Аня взяла отпуск по семейным обстоятельствам и уехала в Карачан, к заболевшей маме. Паша всплакнула в опустевшей комнате, но тут же вытерла слёзы, достала свой альбом с фотографиями. Пожелтевшая фотография папы и мамы, фотография маленького Борьки. Она подумала и положила в плотный конверт ещё и фотографию Ивана. Он улыбался здесь своей белозубой улыбкой.
Паша взяла самое необходимое из вещей, в том числе тёплый свитер. Нашла лист бумаги, карандаш, села за стол, задумалась. А может, Аня успеет приехать? Неделю или больше они пробудут в Воронеже. Номер полевой почты по прибытии на фронт наверняка поменяют. Подумав, она написала:
