другого во взаимных оскорблениях.
Демид все так же стоял возле стола, упираясь кулаком в столешню, накрытую поистертой клеенкой. Он думал, куда же в самом деле девались деньги у тугодума-папаши?
– Да он их сгноил в кубышке! – вдруг осенило его.
– Кого сгноил, варнак?!
– Деньги сгноил! Наверняка. Пока твоя «гарнизация» сработала.
На Филимона Прокопьевича нашло затмение, будто на солнце среди ясного дня наплыла черная тень луны. Шутка ли! Демид наступил ему прямо на сердце – раздавил, как гнилую грушу. Лопнувшие деньги для Филимона были тяжким воспоминанием, что он долгое время всерьез побаивался, как бы ума не лишиться от такого переживания.
– Деньги сгноил, гришь? – заорал Филимон во все горло, рванувшись из-за стола, опрокинув свата Андро-на вместе с табуреткой. – Аааслабодите! Я ему морду сворочу набок! – рвался он из рук Фрола Лалетина и Санюхи Вавилова.
– Тятенька! Тятенька!
– Ох, Демид! Ох, Демид! Как тебе не стыдно! – ругала сестра Мария, поспешно покидая застолье вместе с мальчонками; ее девочки, перепуганные до икоты, жались в углу на деревянной кровати.
– Осподи! Мать пресвятая богородица! – частила Меланья Романовна, крестясь не на иконы, а на затылок Демида.
– Аааатрекааайся, вырооодоок!..
Меланья повисла на шее Демида:
– Отрекись, Демушка! Он вить, леший, сатане служит. Ипеть в новую веру переметнулся – пятидесятую!
– Молчай, старая выдра! – орал Филимон. – Я из вас обоих одним разом весь смысл вытряхну. Одним разом! Мургашка, хватай двустволку. Слышишь? Влупи им по заряду!
– Тя-а-атенька! – подвывала Фроська, бегая между отцом и братом, как бы притаптывая пожар: то к отцу подбежит, то к брату; ее черная расклешенная юбка то раздувалась от крутых поворотов, то опадала. – Чо не поделили-то, господи? Ребятишек, гли, перепугали!
Может, удалось бы мужикам удержать Филимона и Демида, если бы не Головешиха.
– Да ты сам-то каков, соколик?! – подскочила она к Демиду, грозя ему кулаком. – С фронта? С какого фронта? Не со власовцами ли стреблял своих же, как Андрей Старостин? Тот тоже выдавал себя за героя, а как потом открылось – был самым злющим власовцем. Этакими героями, как ты, дороги мостят!
– Власовец?! – хрипло переспросил Демид. Лицо его задергалось и перекосилось. Одним рывком он отбросил прочь Павлуху Лалетина с милиционером Гришей и, не размахиваясь, сунул Головешихе кулаком в подбородок. Тут и пошло. Филимон кого-то сбил с ног и сграбастал за грудки Демида. Трещали рубахи, отлетали стулья и табуретки. «Ааа, такут твое!»-пыхтел Филимон. «Шкура, шкура!»– дубасил отца Демид Филимонович. Сила силу ломала. Один из столов опрокинули. Тетушки с визгом и ревом вслед за Марией с ребятишками бежали прочь из избы. Меланью шквалом отбросило на деревянную кровать, и кто-то грузный навалился на нее спиною. Настасья Ивановна, кажись. Мургашка вопил во всю глотку, угрожая, что он всех перестреляет за Филю:
– Стреляй буду! Бей, Филя! Моя отвечай не будет!
Мургашка и в самом деле лез на кровать за ружьем, висящим на стене.
– Аааай, мааатушки! – завыла Настасья Ивановна. – Саааня, спаааси!
Санюха Вавилов сграбастал Мургашку со спины:
– На мою бабу лезешь, вша таежная! Прысь отселева!
– Кусай буду!
– А, клещ окаянный! – Санюха выбросил Мургашку вон из избы в сени.
А по избе метут, метут, как будто всех закружил внезапно налетевший смерч. Визг, истошный рев, хруст тарелок и чашек под ногами.
– А ежли по-праведному, так вот как! – развернулся кузнец Андрон и ахнул Филимона в челюсть. – Так штоб по-праведному!
– Тятенькааа!
– Отвали ты от меня на полштанины! – орала Головешиха, отбиваясь от милиционера Гриши, который изо всех сил удерживал ее. – Я ему, недоноску, другой глаз вырву!
– Тиха! Тиха!
Рикошетом влетело в затылок Санюхи. Он даже не сообразил, кто его гвозданул. Помотал башкой и, долго не думая, вырвал из железной печки трубу, размахнулся и трахнул по лбу Фрола Лалетина.
– Такут твою в копыто! Это тебе за председательство, моль таежная!..
– Ты штооо?..
На этот раз Фрол Лалетин помел по избе с Санюхой – железную печку раздавили в лепешку. Сопят, рычат и подкидывают друг другу под сосало.
Филимон и Демид свалились на пол, продолжая тузить друг дружку, перекатываясь из стороны в сторону.
Как раз в этот момент в избу вошла Анисья в распахнутом черном полушубке. На нее никто не взглянул. На перевернутом столе рычали Санюха с Фролом, оба дюжие, рукастые. Настасья Ивановна, выручая
