Уже поздно, – по пальцам сосчитала дни, когда за все время со свадьбой не находилась в такой час либо дома, либо в ином месте, но с Алексеем.
Стоило подъехать на такси прямо к подъезду, – расплатиться и быстро в лифт. Ведь на улице страшновато, да и погода не располагала к ходьбе: моросило, освещенные приборы легковушки казались последними островками реальности в расплывавшемся, тусклом мире фонарных огней, подернутых влажной пеленой тумана, бесконечных рядов слабо мерцавших, зашторенных окон, плясавших красных чертиков, терпеливо обозначавших во мгле габариты следовавших впереди машин.
Попросила остановить за полквартала до своего дома, расплатилась с шофером. Тот устало взял деньги, посмотрел на Верочку и не дал пяти рублей сдачи. Попросить сама не решилась, – только хлопнула дверцей чуть сильнее нужного. Сегодня допустила подобный жест, – день оказался выдающимся. На прежней жизни поставлен крест, – оправдание повышенной экспрессивности.
Не раскрывая зонта, Вера поспешила к перекрестку, – от него асфальтированная дорожка напрямик, через спортивный городок, вела к дому.
Стоило отпустить такси прямо у подъезда. Но как часто наблюдала из окна одинокими вечерами: Алексей небрежно сует деньги водителю, машет рукой: поезжай! Слишком легко и весело для полночного часа перескакивает через ступеньки, ведущие к двери подъезда. – Образ такси, вынырнувшего из мрака к дому, навсегда стал для Верочки символом разврата...
У лифта неожиданно наткнулась на Алексея в компании каких-то молодых мужиков. Игриво спросила:
– Надеюсь, не заберете моего мужа?.. Нам как раз нужно поговорить.
Чувство отчаянное – с моста и в воду. Хотелось шутить, иначе, боялась, не хватит решительности. Мужики странно посмотрели и поспешили забраться в лифт. Лицо Алексея осталось каменным.
Анна Ильинична, Верина мама, едва закончило передачи телевидение, набрала номер бывшего супруга, с которым развелась десять лет назад. Знала: профессор не спит, коротает часы до рассвета, читает очередную библиографическую редкость, помешивая в хрустальном стакане жиденький чай с лимоном. Старый хрыч! И Верка в него, – недаром в отце души не чает!
– Здравствуй... – Анна Ильинична не пыталась скрыть раздражения, сквозившего в голосе, едва заговаривала с супругом.
Странная была пара! Развелись, а отношения поддерживали. Рождество встречали вместе, приглашали друг друга на именины
– Здравствуй, Аннушка, – миролюбиво ответил профессор. -Знаешь, только сейчас подумал: вся твоя жизнь – во мне! Любовь -ненависть, вот что это такое. По Ницше!..
– Как ты мне надоел! – тихо, но с чувством сказала в трубку Верина мама. – Слушай внимательно...
– Неужели могла подумать?!.. Только раздался голос... Разлил чай, с носа упали очки, приник к трубке...
Тон старика мог показаться издевательским. Однако Анна Ильинична знала – действительно рад разговору и весь – само внимание. Насколько его осталось в восемьдесят лет.
– У меня была Вера... – Анна Ильинична выдержала паузу, – профессор должен оценить – встреча оказалась не рядовой, продолжила:
– Подумали и решили: ей следует развестись с ее уродом. Чем раньше, тем лучше.
– Аннушка! Мой лучший ученик!.. – старик горевал неподдельно. – Я боготворил миг, когда он стал моим зятем...
– Слепец, – просто, но жестко констатировала Анна Ильинична. – Прекрасно знаешь, он изменяет бедняжке налево и направо...
– Аннушка, ты не должна вмешиваться. Дети сами разберутся. Наша задача – помогать материально.
– Мы скрывали от тебя главное – оказалось, он болен. Все его похождения – просто попытка заглушить чувство собственной неполноценности. Наша Анюта создана быть идеальной женой и матерью. Сам растил ее домашним ребенком. А этот... С ним у нее никогда не будет детей.
Старик не знал, что ответить. Как и супруга, ждал внуков. Втайне друг от друга и от самих себя оба верили – Верин ребеночек 'помирит' бабушку и дедушку.
Часть вторая
Ярко светило солнце. Белизна снега, укрывшего ровным, пушистым ковром широкие перила лоджии, ящики, стоявшие там с лета, казалось, прибавляла света внутри самой квартиры. А во дворе дома с приходом зимы, первых холодов стало как-то оживленнее: с утра до вечера слышался гомон игравшей на детской площадке ребятни, в ранние часы старушки не спеша выгуливали мохнатых собачек, прохожие больше не торопились скрываться от осенней непогоды в сухих подъездах. Любители своими силами ремонтировать автомобили по выходным могли часами кучкой стоять на автопаркинге, демонстративно раскрыв друг перед другом капоты и двери легковушек.
С приходом холодов жизнь перестала двигаться рывками от одной передышки под ненадолго просветлевшим небом до другой...
Раздался телефонный звонок, и Алексей, разбиравший стенной шкаф, поспешил взять трубку:
– Нет, не смогу, – произнес он, выслушав человека на другом конце провода. – Бессмысленно уговаривать, Светочка!.. Во-первых, наши отношения перестали доставлять мне удовольствие. А во-вторых, скоро уезжаю. В командировку... Извини, некогда – масса дел. Стоит уложиться до отъезда. Всего хорошего! Чао, не обижайся!
Не успел положить трубку, как телефон прозвонил вновь:
– Здорово, мужик! Ты чего, заболел?.. Девочки рвутся в бой. Надька звонила. Интересуется, куда мы с тобой пропали... – пророкотал в трубке низкий, молодой голос. Стой кто-либо на другом конце комнаты – наверняка разобрал бы каждое слово из прозвучавшей в трубке фразы.
– Нет, Степан, не получится. Моя фирма сворачивает тайные операции. Уезжаю. Да и поднадоели как- то все эти прошмандовки... – произнес Алексей и приготовился выслушать сколь длинную, столь же и нецензурную тираду.
– На романтику потянуло?.. Козел! – просто сказал Степа. – Ладно, желаю счастья в правильной жизни. Будешь уезжать – позвони. Провожать не приду, но ласковое напутствие получишь! – он повесил трубку.
Алексей положил свою. На мгновение взгрустнулось, – воображение нарисовало Степана, – архитектор, познакомились летом на юге, шумный зал ресторана перед закрытием, хохочущих девиц...
'Стоп! Вот ностальгии не надо! – он оборвал себя на этой картине – или попытаться что-то изменить или... К тому же, действительно уезжаю. А на новом месте с приключениями хочешь – не хочешь придется завязать! По крайней мере, в былом объеме...'
Вновь, но без прежнего рвения, занялся шкафом. Проклятье! Никогда не закончит работы, – очередной звонок. Телефон то молчит по целым дням и начинаешь скучать, то, словно по команде, звонит с перерывами в минуты, – вдруг понадобился всем.,.
Приятная неожиданность – Мкртчян...
– Здравствуй. Признаться, не был уверен, что поговорю с тобой. Разные, знаешь, мысли закрадываются... Попросил помочь, пропал. Если б не знал – ты парень твердый – давно забил тревогу!.. Почему не обследуешься?.. Люди, с которыми договорился, успели забыть о просьбе...
– Видите ли, Левой... – Алексей уставился в пол. Исторический миг, – где фотокамера, заправленная цветной пленкой?! – он сейчас впервые покраснеет. И не напрасно – позор, что в осенние дни позволил сомнениям поднять тревогу. Он – не мужчина, слыханное ли дело!
– Видите ли, Левон... Анализы не нужны.
– Так!.. – в голосе Мкртчяна засквозила веселая догадка.
– Да, – подтвердил ее истинность Алексей. – Моя жена Вера беременна.
– Ха! Счастливчик! Готовь веревку и мыло! Станет не до ресторанов! – взорвался Левон. – Подумать только, какой, оказалось, мнительный... Прибежал – лицо напряженное. Вот-вот наложит на себя руки: она ему что-то сказала!..
Алексей перестал слушать. Действительно, стыдно...
