Наташа заваривает чай, который покупал еще Дима. После смерти у него 2 вдовы – одна по паспорту, другая по любви. С Наташей он прожил гражданским браком 2 последних года, она родила ему сына, но развестись со своей первой женой, гражданкой Бельгии, он не успел: очень сложная в Бельгии процедура развода. Скорбят по Диме обе вдовы – и Наташа, и Марийка. А Тимоша совершенно спокоен.
Обычный, здоровый ребенок. От других детей он пока отличается лишь одним: Тимоша никогда не будет радоваться в Новый год.
– Мы уже третий раз справляли этот праздник в одной и той же компании, – Наташа листает фотоальбом со снимками той ночи. – Кроме нас там были моя сестра Аня с мужем Сашей Панкратовым и наши общие друзья Игорь и Вика Смирновы. В ту ночь в квартире у Панкратовых с нами было четверо детей: мы решили сделать такой семейный праздник, заказали Деда Мороза с подарками. Где-то без пятнадцати пять они с Викой и Игорем пошли вниз запускать фейерверк, а мы с Аней остались смотреть за детьми. Саша задремал, и они решили его не будить. Панкратовы живут на 5-м этаже, их окна выходят на площадь, где пересекаются улицы Рентгена и Льва Толстого. На этой площади, возле бассейна «Петроградец» Дима, Игорь и Вика и устроили фейерверк. Я смотрела на все это из окна. Дима кричал мне снизу: «С Новым годом!», я в ответ махала ему руками. Потом я увидела, как к ним подходят двое в темных пуховиках. В этот момент дочка Вики заплакала, и я сняла ее с окна. Когда подошла снова, то на площади Вики уже не было, вокруг Димы стояло четверо каких-то парней, он им что-то объяснял, двое других были рядом с Игорем, и от одного из них он отбивался руками. В этот момент в квартиру ворвалась Вика с криком: «Вызывай ментов, буди Панкратова!» Когда я сделала то и другое и опять подошла к окну, Дима на гнущихся ногах бежал к дорожному бордюру. Еще через секунду он упал, а эти шестеро спокойно ушли. Я хотела бежать вниз, но девчонки меня не пустили: «Ты там ничем не поможешь». Дальше уже все было как в тумане. Через час, а может, и два пришли ребята, сказали, что Диму порезали черные, что он в больнице, что рана вроде несерьезная. Я помню, как меня резануло тогда слово «черные» – раньше ни Игорь, ни Саша такого слова никогда не употребляли.
«Единственным, кто попытался помочь Диме, был таджик»
Игорь Смирнов встречаться со мной отказался. Похоже, его мучает чувство вины, что в ту ночь он не смог сделать что-то такое, что должен был сделать. Игорь сказал, что расскажет все, что видел, Саше Панкратову, а тот перескажет мне.
С Сашей мы встретились на месте убийства. До сорокового дня здесь были цветы, фотография Димы и плакат: «На этом месте в новогоднюю ночь убили русского человека» – его поставили друзья и родственники Нелюбина. Сейчас там, где лежал раненый Нелюбин, валяется какой-то мусор. Саша с ненавистью отшвырнул его ногой.
– Они шли со стороны общежития № 3 вон в ту арку, то есть совсем другой дорогой, метрах в 50 от наших ребят, – рассказывает Панкратов. – Впереди двое, за ними на небольшом расстоянии еще четверо. Когда Дима, Игорь и Вика крикнули наверх Наташе с Аней: «С Новым годом!» – первые двое остановились и направились к нашим. Один подошел к Игорю и сказал: «Чего кричишь?» Игорь ответил: «С Новым годом». Тот, видимо, счел это за оскорбление, вытащил нож и стал на него нападать. Вика бросилась бежать к тем четверым, которые шли следом, хотела позвать их на помощь, но когда увидела, что они заодно с этими двумя, бросилась домой вызывать милицию. Когда Игорю удалось отбиться от нападавшего и оглядеться, он увидел, что вокруг Димы стоят четверо, а сам он делает несколько шагов и падает на землю. В это время у всех шестерых (словно какую-то кнопку нажали) пропал всякий интерес к продолжению драки, они развернулись и спокойно ушли обратно в сторону общежития № 3.
– Дима ничем не мог спровоцировать их на нападение?
– Для любого, кто знает Нелюбина, это смешной вопрос. Он и так-то был добрым, а когда немного выпьет, то вообще любил всех на свете. Я уверен на 100 процентов, что его и убить-то смогли только потому, что он не оборонялся – ведь так-то он человек не слабый.
– А Игорь? Может, он что-то недоговаривает?
– Если бы он их серьезно оскорбил, они бы не успокоились, пока его не убили или хотя бы не избили. Ведь он оставался один, а их шестеро. Грабеж тоже исключен: ничего из вещей Димы они не взяли. Такое ощущение, что им просто нужна была одна жизнь, а чья – неважно. Лично мне наиболее вероятной кажется версия убийства как своего рода обряд инициации. Парни были молодые, лет по 20. У них же там на Кавказе как? Ты не мужчина, пока кого-нибудь не убьешь. Убить своего – это значит нарваться на кровную месть. А убить русского.»
– Саша, я понимаю твои эмоции. Но почему ты решил, что они шли убивать именно русского? Они что, кричали: «Смерть русским!»?
– Чтобы убивать по национальному признаку, не обязательно что-то кричать. Может быть, они убили Диму не за то, что он русский, но я уверен, что если бы он не был русским, они бы его не убили. Если бы он был той же национальности, что и эти шестеро, они подошли бы к нему и сказали: «С Новым годом, брат!»
У Саши высшее образование. У него свой бизнес. Но законы психологии сильнее интеллекта и логики. Смерть близкого человека настойчиво требует объяснения и находит его любым способом. Это своего рода защитная реакция человеческого сознания, виртуальная месть. Пока за убийство не понес наказания конкретный убийца, пострадавшие будут мысленно мстить некоему сложившемуся у них образу, ориентируясь на его основные черты. Чем дольше это тянется, тем глубже человек погружается в состояние ненависти, увлекая за собой десятки друзей и знакомых. Те, в свою очередь, еще десятки, и так в геометрической прогрессии. Остановить этот процесс может лишь законное возмездие: должна быть названа не национальность убийцы, а его имя. Но возмездия пока нет. А значит, ненависть побеждает и разрыв в счете с каждым днем все больше.
– Когда в ту ночь я сбежал вниз, эти шестеро уже ушли, – продолжает Саша. – Дима лежал весь в крови, и мы стали ловить машину, чтобы отвезти его в больницу. Мимо проехало 4 тачки, но ни одна не остановилась. Притормозила пятая машина, за рулем был таджик, и он отвез нас в больницу. Мы приехали в хирургию 1-й медицинской академии, там был один полупьяный травматолог, от которого толку было мало. К этому времени, то есть спустя 30. минут после звонка, подъехали «Скорая» и милиция, хотя 43-е отделение милиции в 150 метрах от моего дома. Когда мы оказались в хирургическом отделении Военно-медицинской академии, прошел час. Это лучшее в Питере хирургическое отделение, но врачи были уже бессильны: они зашили сосуды, но через несколько часов Дима умер от потери крови. Хирург мне сказал, что Дима был убит всего одним, но мастерским ударом. Нож попал прямо в полую вену.
– А что милиция?
– В милицейском «козлике» сидели вдупель пьяные ППСники. Они посадили нас с собой, покатали 5 минут по ближайшим улицам, остановили кучку каких-то подростков, проверили у них документы, дали одному дубинкой по ногам, всех отпустили и повезли нас в отдел работать над бумагами. Потом мы несколько дней ждали, когда убийством заинтересуются журналисты, и не дождались. Репортажи в новостях появились лишь на пятый день, и то только благодаря тому, что мы подключили свои связи.
