жалкие трусливые душонки не смогли откликнуться.
Когда же наступила окончательная катастрофа и мы очутились за границей, я почти всех этих «господ» встретил в Белграде, в Париже и в других местах. Они и тут ничуть не изменились, продолжая заниматься сплетнями, грызней между собой и прочими глупостями. Эти господа, подлинные предатели Государя, без всякого угрызения совести вдруг объявили себя монархистами.
В эмиграции более двадцати лет меня травили эти болтуны, извращая факты, раздували всякие небылицы, приписывали мне всевозможные пакости.
Эти высокомнившие о себе господа-«аристократы», по вине которых погибла царская Россия, Белая Армия и по сегодняшний день не в состоянии понять причин, приведших Россию к революции. Они и сейчас надеются, что их блага к ним вернутся, они и сейчас думают, что имеют все права на эти блага. В первую мировую войну многие из них умело пользуясь протекцией, пристроились по разным тыловым учреждениям. Эти «тыловые крысы» удивительно умело всегда могли устроиться подальше от фронта. И вы их и теперь не увидите на фронте. Боже, спаси! Днем с огнем ни одного из них вы здесь не найдете.
А кончится война и даст Бог мы будем победителями, то, я больше чем уверен, они все вновь появятся и первыми предъявят свои требования и на власть, и на все блага».
«Господин генерал, да им России не видать, как своих ушей!»
«Эту гадость наш народ палками перебьет, нет им хода в Россию!»
«Мы их вместе с Еськой Сталиным к белым медведям отправим!»
Не выдержав при последних словах ген. Шкуро, стали выкрикивать офицеры.
«Повторяю, — продолжал ген. Шкуро. — Белое Движение в своем зарождении не преследовало никаких антинародных целей и поистине намеревалось спасти Отечество от гибели, но элемент заполнивший это движение, в своем подавляющем большинстве оказался с антинародными эгоистическими целями.
В силу всего этого Белое Движение оказалось оскверненным. В настоящее время вести борьбу против большевиков под знаком Белого Движения равносильно самоубийству и может только укрепить позиции большевиков.
В настоящее время борьбу против большевиков нужно вести под новыми лозунгами, которые должны соответствовать интересам порабощенных большевиками народных масс России.
Отечество наше многонационально и сохранить его в единстве в рамках государственного устройства бывшей царской России, в настоящее время совершенно невозможно. Только демократический образ государственного устройства, только федерация или конфедерация гарантирующая абсолютное равноправие и национальный патриотизм каждого народа, принадлежащего к России в отдельности, может сохранить наше Отечество в единстве и в величии. Лично я готов посвятить остаток своей жизни таким идеям.
Мне для себя ничего не нужно и я не претендую ни на какие посты. Я знаю, что мое имя, в таком случае, немедленно будет использовано большевиками в их пользу. Да не только мое, но и каждого белого генерала, независимо от его личных качеств. Теперь, в борьбе против Сталина, нужны возглавители из вашей среды. И вы их имеете. На этой стороне достаточно есть крупных и известных личностей с «той» стороны. Как, например, ген. Власов. Для казачества же, для вас и не может быть лучшего возглавителя, как ваш Батько».
«Дорогой Иван Никитич! — повернувшись к Кононову и обращаясь к нему сказал ген. Шкуро. — Я со всей искренностью своей души, от всего своего казачьего сердца хочу поздравить вас и благодарить вас за ваши боевые подвиги, умножившие казачью славу.
В ваших боевых действиях, в вашей твердости и упорстве в борьбе я вижу славных казачьих вождей — Платова, Чепигу, Бакланова, многих других и самого себя.
И я только благодарю Бога, что молодое казачье поколение, истязаемое большевиками, истекая кровью, все же породило своих славных героев, ничем не уступающих нам. Честь и слава вам!»
«Повторяю, — продолжал он, — в настоящей борьбе для себя я ничего не хочу. Я только хочу отдать все свои силы вам и моя душа будет радоваться, видя вас — молодое казачье поколение и все другие народы нашего великого Отечества свободными и счастливыми».
И Кононов, к его офицеры были сильно тронуты таким ответом ген. Шкуро.
Командир артиллерийской батареи полка, сотник Гончаров, обращаясь к ген. Шкуро. сказал:
«Господин генерал, все мы очень тронуты вашей чистосердечностью. И, скажу вам откровенно, если мы люди из Советского Союза — еще сидя на школьной скамье и слышали о вас, как о страшном белобандите, громившем Красную Армию, то, поверьте мне, в наших душах все-таки было больше уважения к вам, как к герою, хотя и вражескому, нежели к тем презренным паразитам, которые скрывались за вашей спиной.
Этой нечисти нет больше места в России и стоит ли о них вспоминать. Их имена безвестны, пусты и никому не нужны.
Но вы не думайте, господин генерал, что имена героев Белой Армии нам неизвестны. Имя генерала Корнилова, полковника Неженцева и им подобных, имена этих Белых Орлов — нам хорошо известны.
Пусть они боролись за неугодные нам идеи, пусть они были народными врагами, но их героизм, их жертвенность, их твердая воля заслуживают уважения со стороны любых достойных их противников.
А уж что и говорить о героизме казачества! Наш казачий народ за чужие грехи пролил море своей крови. Героизму, проявленному в то время казачеством, героизму, проявленному лично вами, господин генерал, и другими казачьими вождями, могут позавидовать любые храбрые и известные полководцы других народов.
И мы — казаки-кононовцы с нашим Батькой — славу и честь казачьих вождей свято чтим и сумеем оградить ее от любого врага! Ибо их слава, их честь — это казачья слава, это казачья честь, это наша слава и наша честь!»
Молодой, хорошо образованный, высокий блондин с красивым выразительным лицом сотник Гончаров произвел исключительное впечатление на старых генералов.
Ген. Шкуро со слезами на глазах подошел к Гончарову и по-отцовски обняв, расцеловал его.
Генералы Татаркин и Ляхов были очень растроганы словами молодого офицера. Их казачьи души наполнились восторгом и радостью. Они поняли, что их внуки чтут и дорожат казачьей славой — не меньше, чем они сами, — что эти внуки сумеют оградить, умножить и сохранить ее.
Интересный врпрос был задан ген. Ляxoву.
Нач. штаба полка, есаул Сидоров, обращаясь к нему спросил:
«Господин генерал, скажите, пожалуйста, каково ваше мнение о тех воинах не казаках, которые добровольно вступили в казачьи части и вместе с нами проливают кровь? И нужно ли нам — казакам — принимать неказаков в наши ряды?»
Этот вопрос был задан не без задней мысли.
Дело в том что некоторые старые казачьи генералы-эмигранты неблагосклонно относились к появлению в казачьих рядах неказаков и ревниво протестовали против этого.
Конечно, эти немногие казачьи старшины принадлежали к «тыловым крысам» и далеки были от понятия, что представляют из себя эти воины неказаки, служившие в казачьих фронтовых частях и какое значение имеет это явление для казачества вообще. Как уже было сказано, в кононовском казачьем полку служили и неказаки, т. е. часть тех воинов, которые в составе 436 стрелкового полка Красной Армии в начале войны перешли с Кононовым на сторону немцев.
Казаки же — кононовцы, — сроднившись в боях с ними уж привыкли считать их полноценными казаками и страшно возмущались выпадами «всяких болтунов» против их боевых товарищей. Особенно сильны были выпады со стороны некоторых казаков-сепаратистов (эмигрантов), возомнивших себя казачьими вождями. Последние не имели и тени понятия о психологии казаков из Советского Союза и, прислуживая министерству Розенберга, усиленно распространяли слух, что у Кононова в полку казаков вообще-то нет, и что поэтому кононовцы и тянут к Власову.
С целью узнать мнение по этому вопросу старых заслуженных казачьих старшин, есаул Сидоров и задал свой вопрос.
Все с интересом обернулись в сторону старого Астраханского Атамана.
«Казачество, дети мои, — начал тихо ген. Ляхов, — как вы все надеюсь, знаете, это результат
