Пройдя несколько километров от Джурджевац, мы подошли к селу Калиновац, где только что находились титовцы, выбитые после небольшого боя подошедшим раньше нас вторым дивизионом. Мы вошли в село.
Через полчаса поступил приказ, — нашей и 5-й сотням дивизиона остаться в Калиновац, а всем другим вернуться в Джурджевац.
Калиновац обстреливался беспокоящим артиллерийским огнем. По звуку мы определили, что бьет «наша».
Уже начинало темнеть, когда меня вызвал Пащенко. Так как Чебенев был отозван в другую сотню а я его замещал, то Пащенко дал мне ряд указаний.
«Будь осторожен… присматривайся!» — провожая меня сказал он.
Около полуночи, обойдя оборону, я пришел во 2-е отделение, окопавшееся у моста через большой ручей протекавший через село. У самого моста в канаве стоял дозорный, а в нескольких метрах за хатой в которой расположилось 2-е отделение, находилось пулеметное гнездо. Командир отделения, урядник Заруба, доложил мне, что у него все в порядке.
Я вошел в хату. На полу вповалку спали утомленные казаки, а у печи сидела хозяйка и вздрагивала при каждом разрыве прилетавших откуда-то издалека снарядов. Заруба предложил мне поесть. Набегавшись за целый день, утомленный заботами я устало ел поданную хозяйкой жареную картошку. Вдруг в хату стремительно влетел дозорный у моста казак и доложил, что за мостом слышен разговор. Еще днем я удалил из их «куч» («куча» по-сербски — дом) всех жителей по ту сторону моста и никак не могло быть, чтобы жители посмели ночью вернуться в свои дома.
Схватив автомат я направился к мосту. Всматриваясь а темноту и прислушиваясь, я подошел к нему. Никаких подозрительных звуков с другой стороны не было слышно, только журчал ручей. Простояв минут десять у моста я приказал дозорному, в случае какого-либо движения на той стороне, открыть огонь и вернулся в «кучу».
С четверть часа я просидел за столом, доедая остывшую картошку. Напротив меня сидя спал Заруба. Какое-то предчувствие опасности заставило меня встать и вновь направиться к мосту.
Не дойдя до моста 15–20 метров я увидел силуэт стоявшего дозорного казака и уже было успокоился, как вдруг раздался резкий крик «Юриш!» (призыв в атаку). Оглушительные разрывы гранат и автоматный огонь заставили меня «приземлиться». Упав на землю, я открыл огонь из автомата. Сразу же затем последовавшие несколько наших пулеметных очередей сразили первые ряды атакующих титовцев и отбросили их назад.
Через несколько минут титовцы возобновили атаку, стремясь прорваться через мост. Как только они с криком «Юриш!» поднялись, я немедленно дал осветительную ракету, а наши меткие пулеметчики скосили всех оказавшихся в полосе света. Так повторялось несколько раз. И каждый раз осветительная ракета заставляла титовцев немедленно ложиться, а выскакивающих смельчаков косили наши пулеметчики.
Держа в руке наготове ракетницу, я послал казака к пулеметчикам с приказанием зажечь трассирующими пулями стог сена на той стороне во дворе дома. Через несколько минут поднялось пламя и осветило подступ к мосту. Титовцы поспешили убраться подальше.
Пока все это происходило ко мне по канаве у дороги подполз Пащенко. Я доложил ему обо всем. Приказав мне держаться до последнего патрона, он поспешил на другой конец нашей круговой обороны, так как там также уже начались атаки титовцев. Они охватив нас плотным кольцом нащупывали слабое место. На другом конце села, где стояла 5-я сотня тоже началась перестрелка. Оказалось, что телефонная связь прервана.
При нашей сотне находился один взвод 4-й тяжелой сотни. Взвод был под командой храброго молодого командира Николая Баркова, за несколько дней до этого произведенного в хорунжие. Явившись он сказал что Пащенко прислал его ко мне на помощь с одним минометом и одним тяжелым пулеметом.
Пулемет мы немедленно поставили прямо у моста, а из миномета, поставив его за хатой, стали бить по титовцам. Однако минометный огонь, видимо, мало беспокоил их. Какие-то смельчаки из титовцев отвечали вам на взрывы мин смехом и свистом, а один сорви голова откуда-то из-за ручья, совсем близко от нашей обороны хохотал, кукурекал по-петушиному, посылал отборную ругань, какая только есть на югославском языке, сопровождая все это очередями из автомата. Я думаю, что это он сразил вестового комсотни и двух казаков из моего взвода.
Крайне обозленный я ползал у самого ручья и старался разглядеть откуда этот сорви-голова угрожает нам, чтобы «шарахнуть» туда пару мин и успокоить его. Наконец я заметил, что в одном доме, освещенном горящим сеном, у самой земли находится окошко погреба. Там, кроме «героя» было еще несколько титовцев, так как по временам оттуда велся и беглый ружейный огонь. Я подозвал Баркова и указал ему логово титовцев. Подумав немного, Барков сказал мне, что не стоит тратить мины, так как погреб наверное цементирован, а дом каменный. Лучше ударить в него противотанковым «кулаком». Я согласился. Послали казака и он через пару минут притащил два «кулака».
«Сейчас я этих ребят оттуда выкурю! — сказал Барков. — Бейте по окошку пока я подберусь поближе».
Барков уполз и через короткое время последовал оглушительный взрыв, разворотивший дом и превративший его в груду камней.
«Откукурекались!» — обминая обгоревший от выстрела из «кулака» мундир, сказал Барков.
Казаки смеялись и просили меня разрешить им перебраться через ручей, чтобы посмотреть, как «кукурекают» под завалившимся домом титовцы. Я не разрешил и сказал, что с этим успеется. Титовцы больше атаки не возобновляли. Перестрелка постепенно стала стихать. Стало светать и стрельба окончательно прекратилась.
Вероятно, титовцы решили еще до полного рассвета убраться восвояси. Как только стало совсем светло, была восстановлена телефонная связь с 5-й сотней и со штабом дивизиона.
Вскоре подошел Пащенко.
«Ну как, славные, не дали нам поспать эту ночь сукины сыны!» — сказал он смеясь. Огляделся кругом припухшими от усталости глазами и приказал сейчас же снарядить подводу и отправить трех убитых казаков в Джурджевац, а убитых титовцев похоронить здесь же.
Справившись с этим делом, мы поспешили улечься спать, но не успел я еще как следует уснуть, как меня стал будить вестовой, докладывая что меня вызывает Пащенко.
Пащенко сказал мне, что только-что звонил Бондаренко и приказал выслать разведку в направлении села Клоштарь, чтобы установить обороняется ли это село.
Напротив села Калиновац, в нескольких километрах, через поля виднелся густой лес и где-то за ним находилось село Клоштарь. Оборона противника предполагалась у леса.
«Ты иди и заставь их открыть огонь, а я влезу на хату и буду наблюдать, откуда они стреляют», — сказал мне Пащенко.
Жаль было будить усталых казаков, но это было нужно. С трудом поднялись они и я, объяснив им задачу, повел их.
Мы двигались напрямик через поле к лесу. На поле повсюду стояли не убранные копны соломы и кукурузных бобылей. Я знал, что противник нас видит и приказал казакам передвигаться осторожно. Один за другим, перебегал и прячась за копны, мы придвигались к противнику. Титовцы безусловно нас видели и, очевидно, поджидали, когда мы настолько придвинемся, что нам будет отрезан отход.
Началась игра в «кошки-мышки». Я был уверен, что титовцы не откроют огонь и будут ждать пока мы влезем в ловушку, и этого не хотел допустить. Чутье, выработанное за четыре года службы в разведке, подсказало мне, что пора остановиться.
Остановив взвод, я приказал уряднику Склярову продвинуться с пулеметным расчетом до отдельной копны, сделать вид, что заметили противника, открыть огонь по лесу и поспешно отходить.
Едва только прозвучала очередь из пулемета и весь взвод качал отход, как титовцы открыли по нам беглый огонь с флангов. Оказалось что мы уже прошли часть их обороны, расположенной справа от нас. Не беда, что били вдогонку, но беда, что с фланга, стараясь отрезать нам отход, перебегали титовцы. «Поднажав» мы успели приблизиться настолько к своей обороне, что она смогла открыть огонь по титовцам не рискуя сразить нас. Титовцы прекратили преследование. Но двое из них продолжали двигаться к нам.
