переодевшись в партикулярное платье, Непенин заехал на улицу Лай и увез своих дам на каток. На эстраде, сложенной из льда и снега, играл флотский оркестр. Под «Грезы» и «Оборванные струны» неслись по кругу пары, взявшись за руки крест-накрест. Мелькали вязаные шапочки, пелеринки, шарфы… А поодаль дымили самовары, споря блеском надраенных боков с зеркальным золотом бас-геликонов.
Плохо верилось, что не где-нибудь, а рядом - глазом достать - идет война, что на видимых даже с катка лесистых взгорбьях Наргена и Вульфа угрюмо смотрят в море жерла островных батарей, что в какой-то полумиле от катка в сторону Питера прогревают моторы морские аэропланы, готовые к немедленному взлету на перехват германских цеппелинов, что сквозь плавные переливы духовой музыки несутся радиоволны боевых шифровок…
На бровке катка стоял матрос, готовый по первому же зову из штаба отыскать адмирала в толпе.
- Адриан Иванович, что же вы?! Давайте с нами! - подзадоривала Ольга Васильевна, в прелестном вязаном казакинчике, в черной шапочке и черных гетрах.
- А что? И побегу, - хорохорился Непенин, прикручивая стальные лезвия к ботинкам. - Лучше меня в Пскове никто не бегал…
И, к величайшему своему конфузу, зато на потеху Люси, покатился, как сани, на одеревеневших вдруг ногах, выставив руки вперед.
- Охо-хо! А ведь лет двадцать, поди, на лед не вставал… Ох, как разучился… Да ведь я ж всех мальчишек обставлял…
- Господи, Адриан Иваныч, голубчик, да когда ж это было! - хохотала Оленька. - Руку дайте. Я вас покачу.
- Ой, качусь… Люси, голубушка, отойди, задавлю… Да я сейчас вспомню. Дайте раскататься…
Но раскататься не дали. Подбежал запыхавшийся посыльный:
- Вашедитство, в штаб кличут!
Благо штаб был недалече…
Непенин ушел. А Люся подкатила к матери, обхватила ее за ноги и стала бить кулачком в бедро.
- Не смей! Не смей с ним так больше смеяться! Ты смеялась ему, как папе. Не смей больше кататься с этим гадким Непениным…
Больше они и не катались. Ольга обожала свою сиротку, ее капризы были для нее законом.
- Ах ты, маленькая чертушка! - вздохнул Непенин, узнав о причине затянувшегося негулянья. Так он и звал ее - «маленькой чертушкой», а она его «гадким Непениным».
Была ли это самая главная причина внезапного охлаждения их робкого романа? Разве могло укрыться от начальника СНИС - службы наблюдения и связи, что в дом Романовых зачастил некий статный кавторанг из бригады подводного плавания? И не раз, когда подбривал пред зеркалом усы, вглядываясь в мешки под глазами, приходила ему тоскливая мысль: «Да и какой я ей жених в сорок лет?! Семнадцать лет разницы… В дочери годится». И тут же вскидывалось ретивое: «Но ведь вышла же за Романова - на четырнадцать лет старше…»
Заехал на Пасху - похристосоваться и попрощаться. Нет так нет. Рвать так рвать.
Осторожно приложился к ее щекам - трижды вдохнул горьковатый запах духов…
- Христос воскресе!
- Воистину воскресе!
- Ну что, дражайшая Ольга Васильевна… Должно быть, не скоро теперь свидимся… Лед на море сходит, кампания бурная ожидается. Не съездить ли по старой памяти в Екатериненталь? На прощанье?
«Я пошла одеться, - вспоминала потом Ольга Васильевна, - а он в гостиной поджидал меня. К нему вышла Люся, и я подумала: ну, опять они поссорятся. Но каково же было мое изумление, когда я вышла и увидела, что они о чем-то оживленно говорят. Дочурка раскраснелась и что-то ему рассказывает. Адриан Иванович меня сразу не заметил. Когда мы с ним пошли, он напал на меня: как вам не грех портить такую умненькую и прелестную девочку! Нет, не в парк мы пойдем гулять, а едемте в город и накупим ей книг… С этого момента у них началась дружба, да какая! Когда я ей сказала, что собираюсь выйти замуж, то она мне вдруг говорит: ты не выходи замуж за такого-то - он нехороший, а выйди за Непенина - он хороший.
…Как-то в июне, на Троицу, он пригласил меня к себе: «Ольга Васильевна, ко мне завтра друзья съезжаются. Боевые други морские по Порт-Артуру. Прошу вас быть за хозяйку».
И я согласилась».
Как ни готовил вестовой Федот Федотов квартиру к гостям, Ольга Васильевна с порога принялась наводить свой порядок, не удерживаясь при этом от громких удивлений, сожалений и порицаний.
- Господи, какая изумительная плесень выросла в этом кофейнике! Боже, прожечь такую скатерть! Кто же это в ведерке для шампанского огурцы держит?
- Вот так вот, брат! Поделом нам с тобой! - подмигивал Непенин вестовому, пряча с подоконника машинку для набивания папирос. - Завалили мы с тобой генеральную инспекцию.
- Адриан Иванович, по крейсерскому чину большую приборку произвел, - оправдывался Федотов, живалый дядька из морского ополчения.
- Ты давай огурчики неси да банки открывай. Самовар вздул?
- Так точно! Под парами-с.
Сняв тужурку и закатав рукава сорочки, Непенин сам хлопотал за готовочным столиком.
- Огурчики у меня, Ольга Васильевна, знатные, «со молитвочкой» засоленные. Нянюшка из дому присылает. До адмиральских орлов все пестует…
Казенное холостяцкое жилье мало-помалу наливалось теплом домашнего уюта. А тут и гости стали прибывать. Первыми пожаловали кавторанг Грессер-3-й и каперанг Ренгартен, друзья, земляки, однокашники. Федот принял у них шампанское и понес в ледник, а Непенин, весьма довольный изумлением приятелей при виде красавицы Ольги Васильевны, стал представлять их по старшинству чинов.
- Иван Иванович Ренгартен. Портартурец. Отец двух прекрасных сыновей. Знаток языков и большой колдун по части радио. Кстати, ученик самого Попова… Бежал из японского плена, был изловлен и осужден на страшный тюремный срок. Господь миловал, так что некоторым образом он японский каторжник и граф Монте-Кристо.
«Граф Монте-Кристо» принял кисть Ольги Васильевны в левую руку (правая пробита японским осколком) и приложился губами.
Непенин простер руку к худощавому бритолицему кавторангу:
- Николай Михайлович Грессер-3-й. Командир дивизиона подводных лодок. Тоже портартурец, тоже из «царского выпуска». Мой штурманский офицер по «Сторожевому». Вместе тонули, вместе сушились, но бегал из плена он вместе с Иван Иванычем…
Ольга Васильевна знала геройский эпизод «Сторожевого» еще по рассказу мужа. Во время атаки японских миноносцев на флагманский броненосец «Севастополь», флаг на котором держал капитан 1-го ранга Эссен, недавно почивший комфлота, Непенин подставил борт своего корабля под торпеду. Грянул взрыв. «Сторожевой» резко осел на разорванный нос, но продолжал вести огонь по японским миноносцам. Непенин послал Грессера вниз, и тот, заменив убитого старшего офицера, по пояс в воде, наладил заделку поперечных переборок, которые едва сдерживали напор холодного моря. Лишь когда японцы пошли на выход из бухты Белый волк, где оставался последний броненосец Порт-Артура, Непенин приказал рулевому выбрасываться на берег…
В память о том бое у Непенина белый крестик Георгия IV степени, у Грессера - Владимир с мечами. И еще - Высочайшая грамота, заложенная в спальне за образа.
«Божией милостью
Мы, Николай Второй,
Император и Самодержец Всероссийский, Царь Польский,
Великий Князь Финляндский и проч. И проч.
НАШЕМУ ЛЕЙТЕНАНТУ АДРИАНУ НЕПЕНИНУ за отличие, оказанное Вами при отражении в ночь с 1 на 2 декабря 1904 года минной атаки на эскадренный броненосец «Севастополь» и лодку «Отважный», когда Вы, командуя миноносцем «Сторожевой», обнаружили действием прожектора нападавшие миноносцы и, несмотря на открытую по Вас стрельбу и выпущенные мины, продолжали светить, чем способствовали успешному отражению атаки, а равно за самоотвержение, проявленное Вами в следующую ночь, когда Вы, жертвуя собой, приняли минную атаку, направленную на «Севастополь», и, невзирая на удар миной в носовую часть, не прекратили огня по неприятелю.
Всемилостивейше пожаловали Вас по удостоению кавалерской думы военного ордена Св. Георгия, Указом, в 3 день сентября 1905 года капитулу данным, кавалером Императорского ордена нашего Святого Великомученика и Победоносца Георгия IV степени.
Грамоту сию во свидетельство подписать, орденскою печатью укрепить и знаки орденские препроводить к Вам повелели мы капитулу Российских императорских и царских орденов.
Дана в Санкт-Петербурге в 5 день сентября 1905 года.
Печать воен. Ордена
Свят. Великомуч.
И Победоносца Георгия
Управляющий делами капитула ордена
Злобин
Делопроизводитель (подпись неразборчива)».
- А вот и князенька! - едва ли не хором воскликнула компания при появлении невысокого черноусого каперанга с горскими чертами лица.
Непенин взял его под руку:
- Рекомендую, князь Михаил Борисович Черкасский. Черные очи, но светлая голова. Самого Колчака подсидел… Ну-ну, шучу! Просто, Оленька, Александр Васильевич сам завещал ему свой стол.
- Вы и вправду - князь? - простодушно удивилась
