именно адмирал Колчак повелел перенести прах лейтенанта Шмидта с острова Березань в Севастополь и торжественно перезахоронить черноморского бунтаря. Теперь, по иронии истории, памятному знаку адмирала Колчака было отказано в «прописке» на набережной лейтенанта Шмидта.
…Постыдно то, что корпусное начальство укрылось от журналистов и депутатов за спинами дежурных курсантов, несших вахту у входных дверей. Тем более, что «торжественная церемония» вовсе не была неожиданностью: в Минном дворике Корпуса был давно подготовлен постамент для памятной доски. Теперь другая доска - та, что висит у парадного подъезда с названием учебного заведения, - красна в прямом и фигуральном смысле, красна от стыда за свое начальство. Гранитную плиту уложили в багажник попутной машины и увезли на Лиговку - в мастерскую, где ее и изготовили.
Но нет худа без добра. Пока доска стояла близ памятника Крузенштерну, я познакомился с пожилым человеком, который назвался… племянником Колчака… Я не сразу в это поверил, и Михаил Владимирович пригласил меня к себе на Дачный проспект. А там за скромным, но хлебосольно накрытым столом пошли альбомы, документы, старые фотографии…
БОЦМАН ПАРОВОЙ ШАЛАНДЫ
Как бы удивилось начальство Ленинградского торгового порта, узнав, что боцманом на борту паровой землеотвозной шаланды служит блестящий выпускник старейшего в России Морского корпуса, дипломированный крейсерский штурман, более того - троюродный брат Верховного правителя. А впрочем, не удивилось бы; тогда, в двадцатые годы, подобные метаморфозы встречались на каждом шагу… Пилил же по дворам дрова бывший морской министр адмирал Григорович…
Все политические штормы - от февральской революции до октябрьского переворота - мичман Владимир Колчак-1-й пережил вместе со своим кораблем - крейсером Гвардейского экипажа «Олег». Далекий от каких бы то ни было политических партий, он признавал только одну партию - экипаж родного корабля. Но в 1919 году крейсер «Олег» был потоплен на Кронштадтском рейде торпедой с английского катера, и молодой моряк (23 года) сошел на берег, став флагманским штурманом Кронштадтской морской базы. Многим не нравилось, что оперативные документы Красного флота подписывались Колчаком. Пусть и не Верховным правителем, но все же… Глаз резало. Поэтому в октябре 1919 года флагманский штурман Владимир Колчак-1-й был вызван в реввоенсовет Морских Сил Балтийского моря, где ему предложили сменить фамилию на любую другую.
Предложение шло противу всех дворянских понятий о чести, да и не только дворянских. Шутка ли - отречься от тех, кто вызвал тебя к жизни сквозь череду веков, кто прославил твой род в военной истории Отчизны, да и само понятие Отчизны шло от отчичей, которые отсекались именем-псевдонимом. То была казнь фамилии. Но деваться некуда. И стал Владимир Александрович Колчак-1-й гражданином Александровым, дабы затеряться в огромном сонмище однофамильцев.
Однако же не затерялся… И военмор РККФ Александров, честно служивший на кораблях новому правительству, вынужден был раз в две недели отмечаться в Большом доме, как называли в Питере здание ВЧК на Шпалерной; если б только отмечаться, но при том надо было отвечать на всевозможные вопросы с подковыркой - не имели ли вы все-таки каких-либо контактов с адмиралом Колчаком? А в бытность вашей общей службы на Балтике в 1915-1916 годы? А с членами его семьи? А где скрывается его родная сестра Екатерина Васильевна Крыжановская? А не пишет ли вам кто-нибудь из его родственников из Франции?
С этих расспросов-допросов Владимир Александрович возвращался белее снега, мрачнее тучи.
Не давала питерским чекистам покоя мысль, что по «городу Ленина» разгуливает брат Верховного правителя (даром что троюродный) - мало того, так он еще и затесался в кадры Рабоче-Крестьянского Красного Флота под прикрытием чужой фамилии. Уж очень кому-то хотелось заработать орденок на таком легком и громком деле, как выявление вражеской деятельности родственника самого Колчака. Так легко было упечь его в лагерь - ну просто руки чесались. Сейчас только диву даешься - как он уцелел и после «красной мести за товарища Урицкого», и после «кировского дела», и в 1937 году…
Конечно же, на морской карьере Владимира Колчака-1-го был поставлен крест. Не веря в столь жесткий перст своей судьбы, он все же отчаянно пытался стать командиром корабля - в том был смысл избранной им профессии, в том был и смысл его офицерской жизни. Порой казалось, что вот-вот и он поднимется на заветный мостик. И он дважды поднимался, пусть не надолго, пусть это были небольшие корабли - тральщик «Кубань» в 1921-м да посыльное судно «Коршун» в 1922-м. Но в том же 1922 году его, 25-летнего военмора, уволили с флота якобы «по расстроенному здоровью». Могли бы и вовсе «волчью» статью подобрать - «как классово чуждый элемент», например.
Так Колчак-Александров оказался на осушке жизни. Все же подался он поближе к морю - в контору дноуглубительных работ, что в Петроградском торговом порту. И стал бывший штурман крейсера, бывший командир боевого корабля боцманом паровой шаланды. Потом вырос до помощника капитана и даже стал ее капитаном. Грустная это была карьера для бывшего боевого офицера, но все же он делал работу весьма нужную не только торговому, но и военному флоту: мелководье Маркизовой лужи надо было углублять по всем необходимым для обороны и торговли фарватерам. Разве о должности техника по промерам или помощника багермейстера мечтал он под парусами учебного гардемаринского корабля? Разве каютка техника по землечерпальному каравану грезилась ему на мостике крейсера «Олег»?
Старший техник по промерам и бурению, зав. производственной группой… Он карабкался по этим непрезентабельным должностям, как по перекладинкам шторм-трапа, надеясь выбраться к настоящему флотскому делу, в большие моря, на большие корабли. У его фортуны был ведьминский оскал: она жестоко била по рукам, и именно в тот момент, когда цель была так близка…
Так, после десяти лет дноуглубительных работ его снова призывают на военный флот и назначают флагманским штурманом сначала дивизиона эскадренных миноносцев, а потом отряда учебных кораблей Балтийского флота. Это случилось в апреле 1932-го. Казалось, жизнь снова стала улыбаться моряку. Тем более, что после специальных курсов ему светила должность командира новейшего эсминца. Но в роковом 1937 году его неожиданно увольняют в запас. Не нужен советскому флоту бывший Колчак. И отправляется Владимир Александров начинать жизнь заново в новую контору - в трест «Ленводпуть», прозванную смелыми остряками «Ленвоньмуть». Но именно этой непрезентабельной конторе он обязан жизнью своей жены и своего сына. Тогда, в августе 1941-го, когда над Ленинградом уже сгустились черные тучи подступающей блокады, Вера Николаевна с сыном Мишей вместе с другими семьями работников треста была отправлена на барже «Ленводпути» (какое счастье, что у треста был свой ведомственный транспорт, даром что простая баржа!) на большую землю. Из-за густой завесы дождя немецкие летчики не заметили баржу, которую тянул буксирчик, и не разбомбили ее, как пускали до того на дно многие подобные «плавсредства». Баржа эта доползла аж до города Горького.
Там, на «большой» земле, в медвежьих углах Удмуртии и Поволжья бывшая адмиральская дочь самоотверженно боролась за выживание своей маленькой семьи: бралась за любую работу, преподавала в сельских школах, печатала на машинке…
От мужа еще приходили поначалу письма. Всего их хранится в семейном архиве 18. О том, каково пришлось Владимиру Александровичу в блокадном Ленинграде, они узнали вовсе не из его нарочито бодрых строк. Много лет спустя - от уцелевших соседей и сослуживцев. А пришлось ему худо. С первым же днем войны он пришел в военкомат и попросил призвать его на флот как командира РККФ. Но ему отказали. Бросили капитан-лейтенанта запаса на «оборонные работы» - рыть противотанковые рвы. Поначалу подкармливала «рабочая карточка». Но в самое голодное время - в ноябре - его уволили из треста. Пришлось идти в ученики токаря на завод. Но тут его, наконец, призвали. Прослужил он несколько дней и свалился от истощения с тяжелейшим воспалением легких. Капитан-лейтенант Владимир Александров (Колчак) скончался 16 декабря 1941 года в военном госпитале. И где он погребен, не скажет ни камень, ни крест.
Сын его, Михаил, дерзнул продолжить морскую стезю отца, стезю старинного рода…
«Я ДАВАЛ ИМЕНА ОСТРОВАМ И ЗЕМЛЯМ…»
Могу представить этот никогда не звучавший диалог. 1946 год. Ленинград. Он - Михаил Александров, 19-летний паренек, выбирающий свой жизненный путь. Она - судьба, фортуна, в общем, та сила, которая ведет нас, повелевает нами.
Он: Мой отец, мой дед, большинство моих предков и родичей были военными моряками, офицерами флота… И я хочу быть, как они!
Она: Ты никогда не будешь морским офицером. Прошу не забывать, что ты живешь в советской стране, а дед твой был царским адмиралом, отец - офицером царского флота, все твои родичи служили тоже в российском императорском флоте, а дядя твой был ни много ни мало - Верховным правителем России - адмиралом Колчаком. И сам ты природный Колчак, даром что фамилию сменил на Александров. Тебе никогда не носить погоны офицера советского флота. Это невозможно. Забудь об этой красивой, но немыслимой мечте, найди себе другое занятие!
А он не забыл. А он наперекор судьбе надел черную флотскую фуражку и черную офицерскую шинель, а он получил-таки морской кортик, почти
