Артур.
Первая мировая война возвращает обоих на Балтику. Военно-морской министр Черчилль отправляется в Бельгию, чтобы лично руководить обороной Антверпена. А эсминец капитана 2 ранга Колчака действует в восточном секторе Балтийского моря.
Но через несколько лет и Колчак, и Черчилль окажутся по обе стороны одной цели - перед Босфоро-Дарданельскими проливами. Но видели они ее диаметрально разно.
Формально Британия объявила войну Турции 5 ноября, но за два дня до того, адмирал Карден получил приказ от своего адмиралтейства - «опробовать эффект воздействия корабельных орудий на внешние форты» Дарданелл. Четыре броненосца (два британских и два французских) в течение десяти минут выпустили 76 тяжелых снарядов по главным фортам, прикрывающим вход в пролив - Кум-Кале и Седд-уль-Бахру. Стрельба имела некоторый успех - один турецкий артпогреб взлетел на воздух. Адмиралтейство решило, что предупреждение великого Нельсона устарело, и стало готовить операцию по захвату пролива одними кораблями, для чего решено было принести в жертву старые линкоры. «Важность результата оправдает тяжелые потери». Убеждал Черчиль вице-адмирала Кардена, стоявшего под Дарданеллами.
Черчиллю, главному вдохновителю дарданельской операции, точно также, как потом и Колчаку, воителю Босфора, высшее командование отказало в выделении драгоценных сухопутных войск. Черчилль просил 75 тысяч «опытных солдат из Франции» и получил решительный отказ, поскольку Франция балансировала на краю поражения, а проливы могли подождать.
«Удобный случай не долго ждет» - не уставал повторять Черчилль старую английскую пословицу, - «иначе русские захватят проливы до того, как над ними взовьется британский флаг».
С ним соглашались, но полагали, что мощная корабельная артиллерия решит дело сама собой. На всякий случай адмиралтейство направило на эскадру Кардена…два батальона морской пехоты. Много позже, когда началось правительственное расследование дарданелльской катастрофы, Черчилль заявил, что он не начал бы операции, если бы знал, что для ее успеха понадобиться не 75 тысяч отборных солдат, а 100 тысяч.
Немецкий морской министр адмирал Тирпиц 8 августа 1915 года: «У Дарданелл идет ожесточенная борьба. Если они будут взяты, мы неминуемо проиграем войну». То же самое он мог сказать и о Босфоре.
Знаменитый французский адмирал Давелью: «Трудно было нагромоздить больше военных ошибок на столь малом театре военных действий, каковыми были Дарданеллы».
Английский адмирал Вимис: «Во всей мировой истории нет ни одной операции, которая была бы предпринята на столь скорую руку и которая была бы столь плохо организована».
Так же как и морской штаб русской Ставки, так же как и Колчак, полагавшие, что взятие Босфора резко ускорит поражение Германии, Черчилль утверждал, что Дарданеллы - это мягкое подбрюшье Германии, через которое можно и надо нанести ей смертельный удар. Но…
Коварный Альбион, оправдывая свое прозвище, в разгар мировой войны начал строить планы против собственных союзников в случае разгрома Германии общими усилиями:
Черчилль умел быть откровенным: «Если мы сумеем сокрушить германскую морскую мощь, мы должны быть готовы сосредоточить на Средиземном море флот против Франции и России».
«Когда Россия окажется в Константинополе, Франция в Сирии, Италия на Родосе, наше положение на Средиземном море станет невыносимым».
«В Сибири был только один союзник, который мог действовать быстро и с надлежащей мощью. Япония была близка, свежа, готова и глубоко предана делу…»
О правительстве Колчака в палате общин он говорил так: «Мы вызвали его к жизни…» Но не добавлял при этом - «и мы же его погубили».
ИСТОРИЯ ПРОБЛЕМЫ №1
Царь Петр начал прорубать окно в Европу вовсе не с невских берегов - а с южных: с Азова. В прямом смысле слова прорубил - саблями да шашками казачьими - узенькую щель с видом Азовское море. Но зато открыл выход России через Дон на морской путь, ведущий хоть куда - в Египет ли, в Грецию, к торговым дворам Венеции и Рима, Марселя и Барселоны, и далее - сквозь Гибралтар в страны остального мира. Волга-то, даром, что великая река, но вела лишь в глухой «мешок» Каспийского моря. А вот с Дона через Азов простор открывался немереный, даром, что трижды перекрытый османами - меж Керчью и Таманью, в Босфоре и в Дарданеллах. Но уже при Петре Великом первый русский военный корабль прошел через заветный Босфор в Средиземное море - «тысячелетнюю колыбель благосостояния и культуры европейских народов».
АДМИРАЛ БУБНОВ. «Направив Россию на путь ее грядущей славы и величия - Петр почил. Но его гений озарял еще целое столетие И его наследники, следуя его заветам, продолжали упорную работу на предначертанном им пути. В конце 18-го века великая Екатерина окончательно утвердила господство России на Балтийском море и завоеванием Крыма положила прочное основание владычеству России на Черном море.
В течение всего 18-го века морская проблема была руководящим основанием для всей деятельности России… Результаты не замедлили сказаться: к концу 18-го века Россия - за какие-нибудь сто лет - обратилась из полукультурного и слабого государства в мощную и великую империю. И этим сказочным превращениям Россия главным образом обязана тому, что наследники Петра…, выводили Россию твердой рукой на широкий простор морских сообщений».
Однако в следующем - 19-м веке - морское стремление державы затихло. Небывалая война с Наполеоном, вся тяжесть которой и вся славы победы легла на плечи сухопутной армии, отодвинула роль флота и морской политики на задний план. Только к середине века Николай 1, вспомнив заветы своего прапрадеда, начал возрождать морскую силу государства, обратив свой взор к черноморским проливам. И тут же получил сокрушительный удар от англо-франко-итал властителей Средиземного моря в Крымской войне, которую по сути дела надо было бы именовать Средиземноморской войной, ибо главная цель европейских союзников и прежде всего Британии - понадежней запереть от России Босфоро-Дарданельские врата. На целые полвека в Петербурге забыли слово «проливы», хотя большая часть российского зернового вывоза шла именно босфорским путем под надзором пушечных жерл турецких береговых батарей.
АДМИРАЛ БУБНОВ. «… Следуя бессистемным изгибам мысли русских государственных людей того времени, забывших ясный и определенный путь, начертанный Петром, русская морская проблема устремляется в конце 19-го века на Дальний Восток к Тихому океану. Туда - в пространство, ничем не связанное с реальными интересами России, - направляются все ее морские усилия. Черное море не только в умах государственных деятелелй, но даже в сознании самой морской среды, обращается в пасынка русской морской мысли.
После уничтожения русской морской силы на Дальнем Востоке, морская проблема вновь возвращается в Европу и здесь воплощается в своеобразную формулу: «ключи от морских сообщений через Босфор лежат в Берлине», - каковая формула кладется в основу воссоздания русского флота после несчастной войны с Японией.
В связи с этим все усилия и средства направляются в первую очередь на создание флота и подготовку к войне на Балтийском море, в результате чего Россия вступает в 1-ую мировую войну совершенно неподготовленной, именно на Черном море, где фактически лежит единственно правильное и целесообразное решение вопроса ее морских сообщений с внешним миром…
… В период, предшествовавший 1-й мировой войне, почти 80% вывоза России совершалось морем; из этого морского вывоза 60% падало на долю Черного моря; 35% на долю Балтийского моря и 5% на долю остальных морей, при чем выявилась неуклонная тенденция повышения процентуального участия Черноморских морских путей сообщения в общем морском экспорте России».
Идея завладения проливами всплыла только в ходе мировой войны, когда царское правительство
