трехбунчужного пашу Колчака. Бородин в тот год напряженно работал над оперой «Князь Игорь». Своего половецкого князя он назвал Кончаком по созвучию с древней фамилией друга. Какого же было его недоумение, когда после премьеры Василий Иванович не только не поздравил приятеля, но и вообще перестал с ним здороваться. Позже выяснилась причина его гнева:
- Как вы могла назвать половецкого хана Кончаком?! Это же в переводе - «штаны». Хан Штаны! Колчак - другое дело: это означает «боевая рукавица».
…
Звезда Александра Колчака начала свой взлет уверенно и круто. В Корпусе он шел все время первым, реже вторым.
В 1892 году Саша нашивает на свои погончики две золотистые лычки младшего унтер-офицера. Это его первое повышение в чине.
РУКОЮ ОЧЕВИДЦА: «Кадет, среднего роста, стройный, худощавый брюнет с необычайным, южным типом лица и орлиным носом поучает подошедшего к нему высокого плотного кадета. Тот смотрит на своего ментора с упованием… Ментор этот, один из первых кадет по классу, был как бы постоянной справочной книгой для его менее преуспевающих товарищей. Если что-нибудь было непонятно в математической задаче, выход один: «Надо Колчака спросить». Это слова однокашника «ментора-энциклопедиста» Д.В. Никитина, ставшего контр-адмиралом.
И еще одно гардемаринское свидетельство человека, который с младых ногтей и до первой седины в волосах пойдет за Колчаком всюду, куда тот его позовет. Михаил Смирнов, кадет младшей роты, впервые увидев гардемарина Колчака с унтер-офицерскими лычками, назначенного в роту фельдфебелем, напишет, будучи контр-адмиралом так:
«Колчак, молодой человек невысокого роста с сосредоточенным взглядом живых и выразительных глаз, глубоким грудным голосом, образностью прекрасной русской речи, серьезностью мыслей и поступков внушал нам, мальчикам, глубокое к себе уважение. Мы, тринадцатилетние мальчики, чувствовали в нем моральную силу, которой невозможно не повиноваться, чувствовали, что это тот человек, за которым надо беспрекословно следовать. Ни один офицер-воспитатель, ни один преподаватель корпуса не внушал нам такого чувства превосходства, как гардемарин Колчак. В нем был виден будущий вождь».
Питерский историк Константин Богданов отмечает:
РУКОЮ ИЗЫСКАТЕЛЯ: «В Корпусе его более всего интересовали военные науки, при этом морскую артиллерию он, помимо официальной программы, изучал на практике на Обуховском заводе. Бывавший на заводе и гостивший в доме отца английский промышленник миллиардер Армстронг, нажившийся на производстве пушек и удостоившийся впоследствии звания лорда, оценил знания морского кадета по пушечному делу и предлагал ему в будущем должность инженера на своем заводе
Здесь же, на заводе, юный Колчак по собственной инициативе приобрел навыки слесарного дела».
…
15 сентября 1894 года Государя Императора Александра III Александр Колчак был произведен в первый офицерский морской чин - мичман. Главная радость этого года была омрачена смертью мамы. Ольга Ильинична скончалась в одночасье, не дожив и до сорока лет. Ее отвезли на тихое Успенское кладбище в пригородном селе Мурзинка. Впервые Александр видел всегда веселого насмешливого отца плачущим. Да он и сам не сдерживал слез, против воли скатывавшихся по щекам.
Василий Иванович всегда полагал, что именно он первым покинет сей бренный мир. Он был старше жены почти на тринадцать лет. На похороны приехал из Одессы ее отец, дед Илья Андреевич Посохов, ее кузены капитан 2 ранга Сергей Посохов (будущий контр-адмирал) и подполковник Андрей Посохов (будущий генерал-майор).
Второе событие, которое отметило тот черный год не только для мичмана Колчака, но и для всего флота, - было кораблекрушение броненосной лодки «Русалка». Она затонула в шторм на полпути из Ревеля в Гельсингфорс. Считалось до той поры, что море перед стальными кораблями с паровыми машинами - бессильно. Ан, нет… Потрясало и то, что никому не удалось спастись…
Девятнадцатилетний офицер прибыл в петербургский 7-й флотский экипаж. Весной 1895 года получил назначение на только что спущенный на воду крейсер «Рюрик».
В мичманах Колчак ходил три года. В декабре 1898 года он приколол на погоны лейтенантские звездочки. Но флотской жизнью своей был крайне недоволен: рутина, тина, тишь да гладь…
Глава третья. «НА ВАХТУ НАРЯЖЕН МИЧМАН КОЛЧАК!»
Ночь. Свеаборгский рейд. Крейсер «Рюрик», прикованный к морскому дну двумя становыми якорями, спит вполглаза. Ночную вахту - с полуночи до четырех утра, самую мучительную для человеческого организма и потому «собаку» - отстоял мичман Антонов. Буркнув сменщику -мичману Матисену - «Все в порядке. На вахту свистали. Книга приказаний в рубке» - он ныряет в палубный люк, и не теряя минуты, блаженно засыпая на ходу спешит в свою каюту. «Собака» хороша тем, что на ней меньше всего распоряжений и дерготни - начальство почивает и слава Богу. А вот на вахту мичмана Матисена приходится побудка, приборка, подъем флага да и спать хочется зверски - не меньше чем, на «собаке». Но зато сменщику - мичману Колчаку - достанется пик утренней суеты.
Темна осенняя финская ночь. На шкафуте при тусклом свете электрических лампочек строится в две шеренги заступающее на вахту отделение. Новый вахтенный офицер выкрикивает номера матросов, распределяя их по постам огромного корабля.
Первый час этой вахты - самый тяжелый: голова сама собой клонится на грудь. Если присесть на минуту в рубке, хотя это и запрещено, то можно сквозь смеженные веки увидеть обрывки прерванного сна. Но только на минуту, делая вид, что читаешь книгу приказаний старшего офицера. И хотя большая часть приказаний относится к дневным вахтам, все же новый «вахтерцер» должен заглянуть в нее для порядка. Мичман Матисен, хоть и без году неделя на крейсере, но уже хорошо знает, как опасен соблазн посидеть в рубке. К черту книгу приказаний! Лучший способ прогнать дрему - сделать десять приседаний. И обойти всех вахтенных, а там и рассвет скоро…
За двадцать минут до склянок, с которыми закончатся его томительное бдение, Матисен подзывает вахтенного унтер-офицера:
- Доложи мичману Колчаку, что без 20 восемь.
Скатившись по трапу в офицерский коридор бывалый унтер осторожно стучит в дверь колчаковской каюты. Тишина. Повторный более громкий стук не вызывает в каюте никаких шумов, свидетельствующих о жизни ее хозяина. Тогда вахтенный распахивает дверь и перешагнув комингс, решительно трясет спящего за плечо:
- Так что изволите вставать, вашблародь! На вахту вам! Без двадцати восемь!
Он сочувственно смотрит на свою жертву - в такую рань самый сладкий сон. Особенно, если лег заполночь. На столе у мичмана ученые морские книги, опять зачитался, как барышня…
- Однако, ваш блародь…
- Уже проснулся… - Обманчиво бодрым голосом откликается мичман. - Ступай себе…
Однако унтера не проведешь.
- Пожалуйте на вахту! Время выходит…
- Отстань! - Сердится все еще спящий офицер. - Сказал же - встаю!
Сказал - еще не встал. Посланец вахтенного начальника подзывает вестового:
- Духопельников, не дай ему уснуть! Понял?! С тебя взыщется!
Матрос вырастает у изголовья оставленного на минуту в покое и потому крепко спящего барина. Он укоризненно смотрит на него, потом решительно стаскивает одеяло.
- На вахту опоздаете! Времечка-та вона сколько! - Пугает он барина и тот, наконец, протирает глаза, хватает часы, и убедившись что на все-про все остается 12 минут, проворно вскакивает в брюки, натягивает рубашку, бросается к умывальнику.
